|
 На главную страницу сайта |
Ностальгические заметки
Ефим ПОСТОЛОВСКИЙ
Хорошо помню, как в Одессе процветали заводы станкостроения, сельхозмашиностроения и других отраслей тяжелой промышленности, и мы гордились достижениями технического прогресса.
МОЙ ЗАВОД
Шел 1951 год. После службы в армии еду домой. Там заранее позаботились о моей дальнейшей судьбе и работе. Дело в том, что моя старшая сестра Рива (Ревекка Зиновьевна Постоловская) работала в областной газете и была связана с "Радиалкой". Оттачивала свое журналистское перо в статьях и очерках о людях завода и была частым гостем у директора Сергея Афанасьевича Мезенцева. Более того, когда представляли на Государственную премию токаря предприятия Григория Семеновича Нежевенко, ее очерки и исследования послужили немалым основанием для такой высокой оценки этого славного человека.
Нетрудно догадаться, как Нежевенко откликнулся на просьбу сестры принять участие в моем трудоустройстве. Он провел соответствующую подготовку, связался, как он выразился, с Самим, который лично ведал наиболее важными для завода кадровыми вопросами. И вскоре меня утвердили учеником расточника-координатчика в инструментальный цех к С.С. Шафиру.
В те времена основной продукцией завода был радиально-сверлильный станок конструкции немецкой фирмы "Рабома". Все управление станка было ручным. Станок не отвечал требованиям времени и заказчиков и вскоре был заменен на более современный, с гидравлическим управлением.
Кроме этого, завод специализировался на выпуске специальных отделочно-расточных полуавтоматов и автоматов для заводов бурно развивающихся отраслей: автомобильной, авиастроительной, приборостроительной, сельскохозяйственной и оборонных заводов. Большую роль сыграло создание при заводе проектной организации — инженерного бюро СКБАРС, в составе которого было 400 конструкторов и технологов. Во главе проектантов были талантливые инженеры и организаторы Фридрих Львович Копелев, Андрей Петрович Пупин, Михаил Семенович Надель, Григорий Нашатырь, Владимир Жаров.
В производстве работали Иона Моисеевич Мармер, Борис Михайлович Гиненский, Виктор Лившиц, Илья Литваков, Исаак Люцин, Михаил Крейзбух, Владимир Фельдман, Борис Киржнер. Эти люди во главе с Яковом Моисеевичем Богаковским занимались техническим перевооружением цехов.
Теперь, глядя на развалины "Радиалки" и других заводов, не могу понять, как это произошло, какой разрушительный каток прокатился по цехам. Ведь уничтожены не только уникальные основные фонды. Стихия имела глубинный характер, проникла в души людей, коснулась моральных принципов, в том числе и отношения людей к труду.
МОЯ СЕМЬЯ
В нашей семье труд был главной ценностью. Отец был талантливым портным, брался за пошив мужской и женской одежды. Пальто или костюм — все у него получалось с иголочки. Его рабочий день длился с шести утра до двенадцати часов ночи. Работал буквально на износ — ведь надо было прокормить семью из шестерых детей.
Особенно ему удавалась военная одежда, где требовалась строгость и точность. Отец долгое время работал в мастерской по пошиву офицерской формы на станции Сарабуз вблизи Симферополя, где была база военно-воздушных сил Черноморского флота. Естественно, к нему всегда была очередь офицеров. Бывало, приходит клиент с обычной фигурой, а уходит одетым и подтянутым, с гордой морской выправкой. А как же — ведь летчик славного флота!
Отец с уважением относился к людям и испытывал огромное удовлетворение, когда заканчивал работу для очередного своего клиента. Он не любил лентяев, неумех и халтурщиков.
Он любил говорить: "Природа не обидела на детей. Она их дала, а добиться всего они смогут сами — только через труд и упорство". И действительно, среди нас не было выскочек. Все мы начинали с тяжелого физического труда на заводах.
Когда началась война, брат, которому тогда было всего 18 лет, ушел в танковые войска и провоевал всю войну, заслужив многие ордена и медали.
Я после службы в армии десять лет проработал у станка, совмещая работу с учебой. Время даром не терял — успел окончить Одесский техникум измерений и вечернее отделение Одесского политехнического института. Работал на различных инженерных должностях, а затем, вплоть до пенсии, — начальником бюро новой техники. Мою привязанность к "живому слову" быстро раскусили, вызвали в партком и поручили редактировать заводскую многотиражку, без освобождения от основной работы. В помощь дали опытную журналистку Светлану Остроущенко. Вместе с ней мы делали довольно интересную газету, освещали бурную жизнь завода.
МОЙ ДИРЕКТОР
Директор завода Сергей Афанасьевич Мезенцев любил "Радиалку", хорошо знал людей, их нужды. Не помню, кто он по национальности. Я бы назвал его — "одессит". Есть такая национальность? Да и он не различал людей по этому признаку. Любой разговор начинал с вопросов о семье, о том, как живешь дома, — он вызывал на откровенность. Потом переходил к разговору о работе: что мешает? какие пожелания? Все записывал.
В разговоре с евреем сыпал словечками на идиш, мог ввернуть еврейский анекдот. Это неудивительно, ведь ему приходилось работать в коллективе, где было много евреев. Если беседовал с украинцем, то балакал на чисто украинском наречии. Впрочем, грузины и армяне тоже считали его своим.
Сергей Афанасьевич держал в руках весь завод, был в курсе всего, начиная с экономических вопросов и кончая политикой подбора кадров. Умел проконтролировать. Сочетал жесткость и справедливость, порядочность и требовательность. При Мезенцеве начиналось освоение новых сложных станков, техническое перевооружение завода.
Для меня С.А. Мезенцев остался в памяти на долгие годы как образцовый директор.
ЛАУРЕАТ НЕЖЕВЕНКО
Мне всегда доставляло большое удовольствие наблюдать за Григорием Семеновичем Нежевенко в работе. Коренастый крепыш, он так и пышет физической силой, его движения наполнены энергией, целеустремленностью, осмысленностью, даже какой-то удалью.
Таким он запомнился много лет тому назад, когда к нему пришла всесоюзная слава. Тогда вся страна подхватила новаторское движение скоростной обработки металла, инициаторами которого были лучшие токари Москвы, Ленинграда, Киева и Одессы. Наш город представлял Григорий Нежевенко, которому в числе первых была присуждена Сталинская премия. Это была самая престижная награда, которую обычно вручали выдающимся деятелям культуры и искусства. Тогда она впервые была присуждена передовым рабочим.
Нежевенко был не только прекрасным токарем, но и мудрым учителем. На его рабочем месте стояли три станка. На одном ученик выполнял работы, не требующие высокой квалификации. На другом более подготовленный ученик выполнял более точную работу. Личный станок — это нечто особое, тут производятся финишные операции.
Все три ступени изготовления обеспечивали точность обработки и рациональное обучение сразу трех учеников под контролем учителя. Главное — качество. На деталях ставилось личное клеймо, и они шли на сборку, минуя ОТК.
Григорий Нежевенко находил время на общественную работу, был председателем совета новаторов завода, выезжал на другие заводы с лекциями и показом передовых приемов работы. Как гражданин и патриот он имел свое мнение о недостатках в производстве. Ненавидел сдельщину, понимал, что она тормозит рост и повышение квалификации, губительно отражается на качестве продукции и безопасности труда. Но что можно было сделать, если другой системы труда не было?
Он был членом парткома, его выступления отличались конкретностью, без свойственной тому времени политической трескотни. Когда антисемитски настроенный партком начал кампанию по увольнению Я.М. Богаковского, Нежевенко, опираясь на авторитет лауреата, вместе с директором завода С.М. Мезенцевым отстоял главного инженера. По тем временам это был мужественный поступок.
"АНТИПОД" НИТИС
Слово "антипод" говорит о наличии у людей противоположных взглядов, вкусов, черт характера. Поэтому это слово не совсем подходит для сравнения Григория Нежевенко с расточником-координатчиком Львом Марковичем Нитисом. В жизни у них было много общего: оба из рабочих еврейских семей, оба станочники самой высокой квалификации, оба выпускники школы "Евролмол", созданной еще до войны для подготовки рабочих-станочников из числа еврейской молодежи.
Первое, что бросалось в глаза при взгляде на Нитиса, — длинные непропорциональные руки, кисти которых опускаются ниже колен. Он деловит и молчалив. Едва ответив на приветствие, не теряя времени, берется за работу. Он умел брать от станка (и от себя) все, что возможно, экономил даже на обеде. Бутерброд съедал, изучая чертеж и готовясь к обработке следующей детали. Словом, был жаден к работе. Над этим любил подтрунивать его сменщик Володя Лобанов, в прошлом балтийский моряк, чем Володя очень гордился: тельняшку он носил взамен робы и летом, и зимой. Надо сказать, что Володя был тоже жаден к работе, но верзилу ростом 180 сантиметров постоянно мучила досада: как этот "малый еврейчик" обходил его в работе по всем статьям — и по квалификации, и главное, по заработку?
А Нитис работал красиво, быстро и грамотно, его длинные руки-щупальца ловко управляли узлами станка, его небольшая фигура растворялась на фоне огромной машины. Мне тоже приходилось работать на этом станке, и я всегда пользовался табуреточкой. Нитису подставка была ни к чему, говорят, за долгие годы работы он приспособился к станку, и руки сами по себе удлинились. Но это только предположения.
Все, что делалось Нитисом, оставалось при нем. У него никогда не было учеников, и совершенно отсутствовала общественная жилка, которая была у Нежевенко, и в этом они были антиподами.
Льва Марковича можно назвать не только детищем сдельщины, но и ее жертвой. Он рано выработался и ушел из жизни. Несомненно, этот трудяга заслужил наше глубокое уважение.
Я.М. БОГАКОВСКИЙ
Главный инженер завода Яков Моисеевич Богаковский в отношениях с людьми держал дистанцию, был довольно крут на слове и в деле, и его, откровенно говоря, побаивались. Но ни одно событие в жизни производства не обходилось без его непосредственного участия.
Однако не все было гладко у этого талантливого инженера. В то время на заводе, как и во всей стране, поощрялись антисемитские настроения.
К тому же, Яков Моисеевич никогда не увлекался политикой, никогда не вмешивался в партийные дела, был к ним равнодушен. Этого ему не простили: сняли с должности главного инженера. И только по настоянию директора завода С.А. Мезенцева ему "нашли" должность главного технолога. Но практически всю техническую политику на заводе по-прежнему проводил он.
У Якова Моисеевича не было времени и желания обращать внимание на несправедливость к себе. Он был устремлен в производство, технику и технологию. У него были свои любимчики, талантливые молодые люди, которым он с удовольствием передавал уникальный опыт, багаж знаний, хватку к работе. Все они выросли в ведущих руководителей: Виктор Лившиц стал главным технологом, Илья Литваков и Исаак Люцин — заместителями главного технолога.
ВИКТОР ЛИВШИЦ
Виктор Лившиц был обаятельным парнем, руководил технологической лабораторией. Его деловитость и авторитет позволили людям выдвинуть его на должность главного технолога завода. Качества отличного организатора он унаследовал от своего учителя Я.М. Богаковского.
После развала завода ничего не оставалось, как искать счастья для себя и своих детей за океаном, в Лос-Анджелесе. Кстати, в Сан-Франциско обосновались Михаил Крайзбух, Лида Гринберг. Все они скучают по Одессе и регулярно шлют привет.
ИЛЬЯ ЛИТВАКОВ
Илья Литваков тоже был обаятелен. Но тут уверенно утверждаю, что молодым конструкторшам из бюро, которым он руководил, оставалось только вздыхать понапрасну. Илья был верен жене.
Литвакова отличали высокий интеллект, аналитический ум, конкретность. Любой вопрос умел направить в нужное русло. Бывало, приходишь к нему с какими-то сомнениями, нерешительностью, а уходишь уверенным в единственно правильном решении.
Высокая образованность, добродушие, такт были основой его авторитета. Еще он был немного дипломатом, без чего нельзя было обойтись в те времена — ведь надо было представлять завод перед министерством в самом выгодном свете.
ИСААК ЛЮЦИН
Сферой ответственности Исаака Люцина была технологичность конструкций. Ведь необходимо увязать творческую фантазию конструкторов с возможностями производства. Но Люцин умудрялся осуществлять не только эту увязку, но и активно подсказать простое оптимальное решение.
Мне было всегда интересно, как рождаются сложнейшие решения, как происходит то, что я бы назвал "осмыслением мысли". Так вот, у Люцина это "осмысление" происходило, казалось бы, самопроизвольно, без всяких потуг. Не побоюсь сравнить такой подъем духа с работой поэта над рифмой, литературным образом. Думаю, что скромный Исаак Люцин не согласился бы с таким сравнением, но я не вижу, почему нельзя сравнивать технические экспромты талантливого инженера с вдохновением поэта.
К сожалению, коварная болезнь рано сразила Исаака Люцина — его уже нет с нами, но я уверен, что он считал себя счастливым в этой жизни.
МИХАИЛ КРАЙЗБУХ
Однажды в цехе меня окликнули. Я повернулся и узнал друга военных лет Мишу Крайзбуха, с которым вместе работали в инструментальном цехе Харьковского велозавода, эвакуированного в Бухару. Только тогда велосипеды были никому не нужны, и завод переключился на выпуск боеприпасов для фронта.
На таких 16-17-летних пацанах, как я и Миша, держалось все производство. Мы работали по 12 часов в сутки без выходных. Зато мы зарабатывали себе на жизнь, и главное, оправдывали 600-граммовую рабочую пайку хлеба. Было тяжело, но мы, рано возмужавшие, выдерживали, даже успевали по-детски целомудренно влюбляться в сверстниц, которые делили с нами тяжелое бремя военных лет.
После нашей встречи Миша принял участие в моем трудоустройстве. Я с удивлением узнал об особом уважении рабочих к его персоне. Иначе чем Михаил Осипович его никто не называл. Это было уже не военное время, но еще по инерции люди работали много, особенно мастера, в том числе и Миша, — он уходил домой позже всех.
Меня поражала феноменальная память Миши. В цехе обрабатывалась огромная номенклатура деталей — до 3 тысяч наименований, причем на каждую в среднем приходилось по 5-6 операций. Миша держал в голове весь маршрут обработки каждой из них, решая на ходу десятки технологических вопросов.
Диспетчером у Миши был Илья Петрович Гринберг, пожилой человек с одним глазом, за что его прозвали Кутузовым. Бывало, придешь на третью смену, а он только собирается домой, а часов в семь утра заглядываешь в его конторку, — а он уже опять сидит, заваленный бумагами. На вопрос "Когда же вы спите, Илья Петрович?" отшучивается и показывает на повязку на левом глазу: "Мне много спать не надо".
В общем, был трудоголиком еще похлеще своего руководителя.
ВЛАДИМИР ФЕЛЬДМАН
Технолог Владимир Фельдман никогда не увлекался футболом, но можно сказать, что в жизни он был нападающим. Человеком он был незлым, но если задаться целью дать ему характеристику, то можно применить пословицу: "Не клади палец в рот — откусит". Жизненное кредо — оптимист, характер — шумный.
А вот шестерни, которые обрабатывались по его технологии, были точными и бесшумными. Этим объяснялась их долговечность, и это свидетельствовало о классе его работы. Но что шестерни, — в конце концов, железяки. А вот тот, кто придумал и внедрил их изготовление, действительно был специалистом экстра-класса. Владимир не только умел сам работать, но и организовывал труд целого бюро поточного производства.
БОРИС КИРЖНЕР
Хорошо запомнился и другой технолог — Борис Киржнер. Он возглавлял бюро корпусных деталей. Их еще называют базовыми, потому что они составляют основу станка. Главное в их обработке — точность и последовательность. Весят они от нескольких десятков килограмм до тонны, руками их не поднимешь. Нужна механизация рабочих мест — об этом и болела голова разработчика технологии.
Борис был весельчаком и балагуром, буквально пропитанным юмором. Как у него в голове помещалось столько анекдотов на все случаи жизни — ума не приложу. О таких в народе говорят: "рубаха-парень".
* * *
Я давно на пенсии. Жизнь не бесконечна, некоторые из моих друзей уже ушли из жизни. Может быть, Тот, Кто правит нами свыше, в честь трудовых заслуг добавит оставшимся в живых сверхплановый десяток лет. Дай Б-г!
