На главную страницу сайта
Полоса газеты полностью.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНКУРС «ДОРОГОЙ МОЙ ЧЕЛОВЕК»

НЕЗАБВЕННЫЙ МОЙ ОТЕЦ

Папа, папа! Не смог я постоять у твоей могилы, погоревать, подумать о вечном. Не смог и не смогу: ты погиб в той страшной мясорубке, которая называется Холокостом. Нет памятника над твоей безымянной могилой, да и место ее неизвестно.
Пусть хоть этот рассказ будет тебе памятником, останется твоим следом на Земле.

Жили и живут поколения простых людей, практически не оставляя письменного следа о своей жизни и своих делах. Сведения о поколениях моей семьи базируются на устных рассказах деда и отца, где, надо полагать, к описанию действительных событий подмешана немалая толика легенды.
Примерно в начале XIX века семья Молодецких из Польши перебралась в район Умани. О предшествующем месте проживания семьи имеются две версии, впрочем, не подкрепленные документально. Первая: согласно данным генеалогических книг, в Мазовецком воеводстве были земли графов Млодецких. В XVIII веке простой люд часто именовали по фамилиям владельцев земель, на которых они жили. Версия вторая: до переезда в Умань семья жила в районе города Молодечно. Отсюда фамилия — Молодецкие.
Переезд в Умань состоялся не позже 1835 года, так как именно в этом году повстанцы Устима Кармелюка уничтожили всю семью, за исключением 15-летней девочки, которой чудом удалось избежать расправы и остаться в живых. Она родилась примерно в 1820-м или 1821 году. Уцелев в этой страшной резне, она стала инвалидом — лишилась дара речи. Возродившаяся еврейская община помогала ей и, снабдив скромным приданым, в начале 1840-х выдала замуж.
Это была моя прабабушка.
Дедушка по отцовской линии Мойше-Лейб родился в 1859 году. Он вырос в патриархальной еврейской семье и в течение всей жизни скрупулезно соблюдал все религиозные традиции. Он был знатоком Талмуда и стал меламедом (учителем в хедере) — уже на новом месте жительства, в местечке Гросулово (теперь Великомихайловка), что в 100 км севернее Одессы. Там же у дедушки родились пятеро детей: двое старших — дочери, Бася и Сура, трое младших — сыновья Герш, Исаак и Йойль.
В 1922 году Советская власть ликвидировала хедеры, и дед остался без работы. Он кормил семью продажей молока, заведя двух коров. Во время коллективизации двух коров сменил на двух коз (чтобы не оказаться в "кулаках").
В вопросах религии дед Мойше-Лейб был строг и последователен. Он ни разу в жизни не был в кино, ни разу не побрился, ни разу не сфотографировался (о чем я сожалею больше всего).
По окончании обучения в хедере мой отец посещал частные уроки у местного учителя, научился вполне грамотно читать и писать по-русски (он обладал очень красивым почерком). В арифметике отец преуспел настолько, что со временем стал счетоводом, а затем и бухгалтером. Когда ему исполнилось 16 лет, дед решил, что его сын-первенец должен стать раввином, и направил его в иешиву в город Кишинев. Отец проучился в иешиве около полутора лет, решил, что это дело не для него, и потихоньку уехал в Одессу. Первое время было очень тяжело: ни денег, ни пристанища, ни жизненного опыта. Брался за любую работу. Постепенно жизнь налаживалась, и, наконец, он стал учеником счетовода.
Не видев в детстве и юности ничего, кроме местечковой жизни, он жадно знакомился с большим городом. Отец рассказывал мне, что поставил своей целью обойти все (!) улицы Одессы и каждый день совершал прогулку по другой улице. Также бывал в цирке, иллюзионах и многих синагогах. Так продолжалось до 1912 года, когда отцу минул 21 год и его призвали в армию (в дореволюционное время это был призывной возраст).
Первоначально отец проходил военную службу во Владивостоке. Род войск — крепостная артиллерия (следует помнить, что большинство призывников были совсем необразованны или могли только расписаться, а в артиллерию требовались грамотные люди). Через год отца перевели в Харбин.
1 августа 1914 года Россия вступила в войну с Германией, Австро-Венгрией, но войска с Дальнего Востока в зону боевых действий не перебрасывались вплоть до 1917 года. В начале 1917-го часть, в которой проходил службу отец, была отправлена на фронт.
К моменту, когда произошла Февральская революция, их эшелон шел уже по правобережной Украине в сторону румынского фронта. Наступила полная дезорганизация — и в тылу, и в войсках. Эшелон был кем-то задержан в районе Жмеринки. Учитывая обстановку, отец (да и не он один) решился покинуть эшелон и направиться в родное Гросулово (конечно, захватив подругу-винтовку). Искать его все равно никто не будет.
В то время, как всегда при кризисе власти и порядка, махровым цветом расцветает, растет как на дрожжах деятельность криминального мира. По всему югу России — бандитские шайки, большие и малые, грабят и бесчинствуют. В первую очередь достается еврейским местечкам. Почти всюду (в том числе и в Гросулово) организовывали отряды самообороны, благо вооруженных солдат, оставивших армию, хватало.
И вот в один из весенних дней 1919 года у въезда в Гросулово остановилась группа вооруженных всадников. Сразу стало ясно — банда! Отряд самообороны приготовился к бою и выслал парламентера с белым флагом. Парламентер (это был мой отец) передал требование: в местечко не входить, иначе — бой на уничтожение. Банда уклонилась от боя, в местечко не вошла и ушла восвояси, но неписаный закон войны — парламентера не трогать — нарушила. Раздосадованные несостоявшимся грабежом, бандиты сделали несколько выстрелов по уходящему отцу и ранили его. Рана была не опасна для жизни, но потребовала длительного лечения. Это было сквозное пулевое ранение левого коленного сустава, с огнестрельным переломом надколенника. И всю последующую жизнь отец еле заметно прихрамывал.
Наступило мирное время, страна постепенно залечивала раны, нанесенные войнами. Жизнь стала спокойнее, но вряд ли лучше. Отец продолжал работать бухгалтером. Он был очень компанейским человеком, в компании часто мастерски читал рассказы Шолом-Алейхема (по-русски и на идиш).
Грянул июнь 1941 года — война. Регулярные бомбежки Одессы начались 22 июля. И в этот день отец получил повестку из военкомата, предписывающую явку на сборный пункт, в помещение школы № 117 (на Ришельевской угол Жуковского), хотя отцу уже минуло 50. На следующее утро (23 июля) я сопровождал отца на сборный пункт. Мы шли по Канатной и Жуковского. В нас еще не успокоились переживания от вчерашней — первой в жизни — бомбежки, мы шагаем среди дымящихся развалин!.. Такое зрелище — тоже впервые в жизни!
Отца быстро осмотрели, зачислили в команду. Пришла мама. Домой отца уже не отпустили, и вскоре их команда отправилась из Одессы. Увы, я и думать не мог, что вижу отца в последний раз. Через 3 — 4 дня пришла почтовая открытка, в которой отец с дороги написал всего несколько слов: "Над Одессой — зарево. Уезжайте или уходите!"
Нестроевая часть, в которой был отец, возводила оборонительные сооружения под Москвой. После победных боев под Москвой в начале декабря 1941 года отцу предложили либо занять офицерскую должность начфина дивизии, либо демобилизоваться. Отец выбрал последнее и уехал в Краснодар, где устроился на работу в один из НИИ бухгалтером.
Обо всем дальнейшем мне стало известно из письма его квартирной хозяйки в Краснодаре, отправленном моей матери после освобождения города от немцев.
Итак, осев в Краснодаре, отец все свободное от работы время проводил на вокзале, надеясь встретить знакомых. Весной 1942-го в связи с возобновлением немецкого наступления на юге возрос поток эвакуированных.
Настойчивость отца была вознаграждена: то, что произошло, даже специально придумать весьма сложно.
Однажды на вокзале отец увидел семью моей соученицы по школе, некой Н. Гольденберг. Они направлялись из Новороссийска в Махачкалу. Отец дал им свой адрес: а вдруг судьба столкнет их со мной и матерью? Но судьба распорядилась иначе: они встретили в Махачкале мамину сестру, которой и передали папин адрес. Она, переехав летом 1942-го в Ташкентскую область, в конце июля получила из адресного бюро в Бугуруслане мой адрес и сразу же отправила мне адрес отца.
Получил я это драгоценное для меня и матери письмо 9 августа. Радости нашей не было предела. Я все время повторял, что лучшего подарка ко дню рождения (10 августа) не получал. Но радость наша, увы, была недолгой. На следующий день утром репродуктор сообщил: "От Советского информбюро... наши войска оставили город Краснодар". Оставалась надежда, что отец успел эвакуироваться. Потянулись томительные месяцы неизвестности. Осенью 1943 года Краснодар был взят нашими войсками. Мы немедленно отправили письмо по имеющемуся адресу.
Я окончил институт, был сразу призван в армию и в конце сентября 1943-го убыл с госпиталем на запад. А мать получила ответ от хозяйки дома, где квартировал отец. Та сообщила, что папа за две недели до прихода немцев был мобилизован в ополчение и что его видели в полевом лагере для военнопленных. А оттуда, как известно, был один выход. Следует вспомнить, что именно в Краснодаре впервые появился особый батальон СС "Нахтигаль" ("Соловей"), зловеще известный применением "душегубок", смонтированных на автомобилях.
Мать не сообщала мне на фронт об ужасной участи отца, откладывала вплоть до начала осени 1944 года.
Мы не хотели верить, мы ждали чуда. Но вот окончилась война, прошел год, два, пять... чуда не произошло.
Ты всегда живешь в моем сердце, отец! И пока будем живы я, мои дети, внуки, ты всегда будешь живым для нас.

Борис МОЛОДЕЦКИЙ.

Полоса газеты полностью.
© 1999-2025, ІА «Вікна-Одеса»: 65029, Україна, Одеса, вул. Мечнікова, 30, тел.: +38 (067) 480 37 05, viknaodessa@ukr.net
При копіюванні матеріалів посилання на ІА «Вікна-Одеса» вітається. Відповідальність за недотримання встановлених Законом вимог щодо змісту реклами на сайті несе рекламодавець.