Сколько лет живет человек? Нет, я не о биологических границах. Я уверена, что человек живет так долго, как долго люди помнят его.
У меня вот уже 39 лет не было ни одного класса, которому я бы не рассказала об этой скромнейшей женщине, обладавшей порядочностью высшей пробы.
39 лет тому назад она погибла. Я вылетела первым рейсом.
Только в Одессе я узнала, что Ева разбилась на самолете, который из Куйбышева отправляли на ремонт, предварительно загрузив под завязку пассажирами. В живых не осталось ни одного человека.
Я зашла в такую знакомую квартиру. Постояла перед полуоткрытой дверью. Сколько раз я звонила и ждала, улыбаясь, потому что знала, что сейчас дверь откроется, засияет улыбка и красивый — совсем не учительский голос — произнесет: "Солнышко!"…
Я переступила порог. Там за еще одной дверью сидела совершенно потерянная прилетевшая из того же Куйбышева дочь и обожавший до трепетного восхищения свою жену Иосиф Давидович Тетельбойм. Он был превосходным учителем физики, но в тот момент он рассчитывал траекторию полета и время падения… самолета (какой Данте мог бы описать это?!).
— Я высчитал, — облегченно выдохнул он. — Она не успела испытать боль.
В Одессе был отменен смотр художественной самодеятельности. В 1971 году пойти на такой-то шаг ради рядового учителя, к тому же еврейки?! Я до сих пор не знаю, по чьей инициативе был совершен этот ненормальный — именно в силу своей нормальности — шаг. Было столько народу, что стоявшие позади не слышали, что говорилось. Я вообще отошла, не в силах ни слышать, ни видеть.
Из того дня помню: меня поразило, что прилетел ученик из Владивостока.
Я стояла поодаль и думала, какую роль играет в нашей жизни судьба. Евин муж пролетал всю войну штурманом, а Ева... боялась самолетов до ужаса. Перед моей свадьбой она все-таки решилась сесть в вертолет (возможно, я путаю, и то был "кукурузник"), и мы полетели в Кишинев покупать мне (!) материал на платье. Она сидела бледная от страха. А я потом, глупая, со смехом рассказывала Иосифу об этом. Больше Ева Семеновна не летала, пока не выросла ее единственная дочь и не получила назначение в Куйбышев. Дочь она увидела в последний раз.
Я рассказываю о Еве Семеновне Котляр своим ученикам, когда речь заходит о смелости, порядочности, скромности.
В 1959 году я окончила 57-ю школу. Прекрасно окончила. Получила высший балл по сочинению и литературе на вступительных экзаменах в университет. И... Это не гарантировало девочке с фамилией Прейгер пропуск на филфак. (К слову, так повторялось четыре раза.)
Ничем другим, кроме преподавания литературы, я заниматься не хотела и пошла работать старшей пионервожатой в 51-ю школу. Так я познакомилась с Евой Семеновной. Она была старше меня на 25 лет. Как мы стали друзьями, — ума не приложу. Увы, я никогда не видела Е. С. в классе. Ни когда работала с ней в одной школе, ни позже, ни когда уже сама была учителем.
— Кого угодно, а тебя не пущу.
У меня нет ответа на вопрос "Почему?".
Есть только щемящее чувство упущенного.
Однажды в школе появилась новая личность — завуч. Красивое, но недоброе лицо, на которое во время разговора наклеивалась улыбка. У меня нет желания говорить о ней. Но по иронии судьбы именно благодаря ей я на всю жизнь получила самый важный урок.
Какой-то очередной педсовет... Почему-то его назначили в зале. Е. С., как всегда, села в последний ряд, я, как всегда, — рядом. На сцене в президиуме секретарь райкома партии.
Я что-то шептала Е. С. и не слушала выступление завуча. Вдруг знакомая — моя! — фамилия зацепила внимание. В это трудно поверить, но я до сих пор не знаю, в чем меня обвиняла завуч школы. Вероятно, пропустила.
Я вопросительно посмотрела на Е. С. и увидела, что та побледнела, молча поднялась и пошла к сцене.
Она не просила слова, просто подошла, встала перед залом спиной к президиуму и негромко сказала:
— Я не знаю, что могла натворить сопливая девчонка, чтобы нужно было отрывать время у секретаря райкома партии и устраивать над ней судилище. Вам не стыдно?
И пошла на место. В зале стояла гробовая тишина. Ее прервала секретарь райкома (уже потом я узнала, что она выросла в детдоме и считалась порядочным человеком) и сказала, что просто объезжает школы.
Трудно себе представить, как могла повернуться моя жизнь, не выйди эта скромнейшая женщина тогда к сцене.
Сама учитель русского языка и литературы, я ни разу не видела, как она проверяла бесконечные сочинения (стопка тетрадей всегда лежала на широком подоконнике), когда готовилась к урокам. Наверное, тогда же, когда и я потом, — ночью.
Она ухаживала за лежачим свекром, когда-то окончившим Сорбонну, — а ведь тогда и стиральных машин не было. Она и шила сама для себя и дочери (много ли могла себе позволить учительская семья?!).
Я не знаю личности более цельной, чем была Ева Семеновна Котляр. И более светлой. Среди нескольких людей, определивших мои поступки, мое отношение к людям, она, безусловно, занимает особое место.
В ответах на тест "Чем знаменита Одесса?" это имя не прозвучит. Но если эти строки прочитают те, кому посчастливилось сидеть на ее уроках, по всему нашему, как оказалось, совсем небольшому шарику оно пронесется благодарным эхом.
И тогда каждый добавит штрих, которые, сложившись, передадут неповторимую привлекательность этого человека.
Зинаида ПРЕЙГЕР-ДОЛГОВА,
Израиль.