В книжке "Старые дома и другие памятные места Одессы" (2006) я уже рассказывал об истории застройки Военного спуска - важнейшей транспортной артерии старого города. Но предлагаемый вниманию читателя сюжет - столь же занимательный, сколь и трогательный - туда как-то не очень вписывался. Эта история, в общем, типологическая, из серии печальных эпизодов поражения "маленьких людей", задавленных обстоятельствами роста мегаполиса и "общественной пользы". Как говорится, лес рубят - щепки летят.
Военная балка с первых эпох существования Одессы служила естественной магистралью, связывающей Практическую гавань с "системой сообщающихся базаров": Гаванской улицей - Греческим базаром - Александровским проспектом ("именными" торговыми рядами) - Вольным рынком (Старым базаром) - Привозной площадью. Дорога проходила по тальвегу балки, где в начале XIX века располагались лишь воинские казармы, впоследствии разобранные. Жилых домов и хозяйственных построек здесь не было и даже не планировалось, ибо строить в бортах балки, на косогоре, представлялось нецелесообразным. Более того, мы увидим ниже, что в связи с этим на городском плане не были обозначены номера местам кварталов, примыкающих к балке, и далеко не все эти места были даже разграничены.
В 1833 году приняли решение об устройстве по Военной балке регулярного благоустроенного шоссе, дабы улучшить сообщение города и порта, облегчить условия эксплуатации гужевого транспорта. В это же время достраивался и Сабанеев мост: так, в 1834 году с правой его стороны был устроен спуск в балку с Екатерининской площади, существующий до сих пор. Тогда же началось и укрепление бортов балки подпорными стенами и контрфорсами. В 1820-е годы ближайшим к спуску в балку был дом небезызвестного Феликса де Рибаса, младшего брата основателя Одессы. Как ни странно, но дом этот сохранился посейчас - это неплохо отреставрированное небольшое двухэтажное здание по улице Гаванной, № 1, с датой "1819" на фасаде. Домик этот построен после возвращения Феликса в Одессу из его имения Тузлы. Хозяин прожил довольно долго на периферии вследствие финансового краха, вынужденной продажи своего дома по нынешней Дерибасовской улице, № 24 "в казну" и акта дарения примыкающего к этому дому сада городу в 1806 году.
Когда устроители Военного спуска стали планировать будущее шоссе, то обнаружили неожиданное препятствие в виде неких домостроений, смежных с домом де Рибаса со стороны балки. 16 июня 1833 года в рапорте городской полиции градоначальнику сообщается, "что при Военном спуске за домом г-на де Ри-баса находящиеся два дома принадлежат одесскому мещанину еврею Майорке Ширу". Первый из этих домов выстроен на месте, отведенном Одесским строительным комитетом, и потому утвержден бывшим градоначальником графом А.Д. Гурьевым, но постройкою не окончен. "Другой домик, крытый черепицею, - сообщается в архивном деле, - выстроен им, Майоркой Широм, под видом флигеля к плановому дому, на который у него, Шира, документов не имеется, а объявил он, что оный выстроен по словесному дозволению графа Гурьева".
Дома Шира находились в двух саженях и двух аршинах (менее шести метров) от двора де Рибаса, но уже на косогоре балки (в дальнейшем здесь, против Малого переулка, неоднократно отсыпался грунт, а потому сейчас перепад высот менее отчетлив). И вся беда в том, что упомянутый флигель ("самострой") выпрастывался на территорию проектируемого шоссе. Если бы не случай, так, пожалуй, никто бедного домовладельца не тревожил еще сколько-то лет, ибо в городе подобные несанкционированные строения существовали и гораздо позднее.
Злосчастный Майорка (Меер) Шир, что называется, попал под раздачу по всем статьям. Мало того, что новая дорога должна была пройти прямиком через его двор, так у него еще и владельческие документы отсутствовали. С ним стали серьезно разбираться, и факты оказались неутешительными. По существующему порядку земельные участки отдавались с непременным условием построения дома в течение двух лет по заранее утвержденному плану и фасаду. Получив место еще 20 декабря 1823 года, Шир не окончил "плановый дом" почти десятилетие спустя. В одном из архивных дел 1826 года сохранилось его прошение о выдаче открытого листа на выстроенный дом, то есть владельческого документа. Есть и своевременное предписание строительного комитета архитектору Ф.К. Боффо освидетельствовать постройку, снять размеры, определить соответствие плану, однако, никакого продолжения не следует. Следовательно, Шир открытого листа так и не получил и владел домом полуофициально, "по словесному дозволению". Что до второго домика, то он вообще существовал на птичьих правах. Показательно, что оба эти строения вообще отсутствуют на Генеральном плане Одессы, составленном Г.И. Торичелли в 1828 году!
В прошении на имя градоначальника А.И. Лёвшина от 27 июня 1833 года "одесский мещанин Меер Шир" убедительно поясняет, почему не сумел окончить плановую постройку в соответствии с требованиями строительного комитета. Он первым предпринял попытку строиться на склоне балки, на насыпном грунте, а потому ему пришлось копать фундамент "до материка" более двух сажен. Другими словами он был заведомо поставлен в труднейшие условия по сравнению с теми, какие обычно встречаются в хо-де ординарной плановой застройки. По сути, одноэтажный дом в данном месте может приравниваться по расходам к двухэтажному и обошелся ему в 4000 рублей (во столько оценивались дома куда более видные, да и обустроенные на городской земле хутора).
Что до флигеля, то без него никак не обойтись многочисленному семейству. Кроме того, Шир сообщает градоначальнику о личной беседе с графом М.С. Воронцовым, который, хотя и предупреждал его в 1827 году, что "дом в оном месте невозможен", но твердо обещал компенсировать все возможные потери хозяина при демонтаже. Пишет, что существующие строения обеспечивают ему годовой доход в 400 рублей (вероятно, недостроенный дом на главной транспортной артерии использовался под хлебный амбар или склад), которые позволяют как-то сводить концы с концами. Просит принять во внимание и то обстоятельство, что строительные работы были чрезвычайно осложнены чумной эпидемией 1829 года
и холерой 1831-го. Слезно ссылается на бедность, малолетних детей, тяжелую болезнь, просит отсрочку на год, чтоб окончить плановую постройку.
5 августа из управления новороссийского и бессарабского генерал-губернатора последовало вполне законное и даже щадящее распоряжение в канцелярию одесского градоначальника - снести внеплановые постройки Шира в шестимесячный срок "и затем отобрать у него место, необходимое для устраиваемой дороги". Позднее было принято уточняющее решение: дать Ширу, как тот и просил, еще один год на достройку планового дома, а флигель, находящийся "по устраиваемой ныне дороге", снести в течение шести месяцев, причем взыскать с него во исполнение непременной разборки флигеля 50 рублей залога. Все было формально правильно, домовладельцу даже предоставлялся шанс выпутаться из создавшегося положения, и все же ситуация получалась почти катастрофической.
25 октября 1833 года архитектор Боффо рапортует строительному комитету: "Составленный мною план в трех экземплярах на построение дома одесским мещанином евреем Меером Широм на месте, состоящем между Сабанеева моста и домом майора де Рибаса у Военной балки, в 1-й части города Одессы, в LXVIII квартале, имеющем меры длиною в дворе: с одной стороны - 19,5, с другой - 8 саженей, а со стороны улицы - 15,5 сажен, а в заднем конце - 8 сажен и 1 аршин, имея честь представить Комитету на утверждение, докладываю, что на месте сем состоит неоконченный постройкою дом и маленький флигель, которые, выходя из границ означенной местности и захватывая место под дорогу назначенную, должны быть снесены". Прилагается план скромного двухэтажного домика в пять окон по фасаду, каковой Ширу и надлежало возвести.
27 марта 1834 года тот же Франц Боффо объясняет строительному комитету, почему место Шира не имеет собственной нумерации: "Потому что при расположении сего квартала с давнего времени оное, вероятно, к застроению не предполагалось. Но как соседственные места, принадлежащие к сему кварталу, такие номера имеют не все, то и полагаю определить месту Шира номер 754-й, каковой наношу на план". На Генплане города Торичелли 1828 года на всем квартале вообще пронумерован лишь один-единственный участок на углу нынешних улиц Гаванной и Дерибасовской - № 742 (существовавший с начала столетия дом генеральши Попандопуловой). Нет номера и у места дома де Рибаса.
Когда читал душераздирающие челобитные Шира "высшему начальству", поначалу, откровенно говоря, скептически хмыкал. Вот, думаю, шельма, нанял хитроумных "уличных АБЛОКАТОВ" (тогда широко практиковали платные специалисты по фабрикации душещипательных прошений и жалоб), так они уж расстарались в надежде разжалобить человеколюбивых Воронцова и Лёвшина. Впечатление на поверку оказалось обманчивым: все было и впрямь очень печально. 20 января 1834 года неожиданно появляется резолюция генерал-губернатора: вернуть Ширу 50-рублевый залог - выходит, нуждался он не на шутку. Следующий пожелтевший архивный документ меня и вовсе искренне расстроил. Это было прошение Лёвшину от 26 апреля 1835 года, составленное уже старшим сыном Меера Шира.
Мошка Шир пишет, что отец его тяжело болел и умер в декабре 1834 года. Тут же сообщает, что Меер успел заготовить все необходимые строительные материалы и предполагал достраивать плановый дом в весенне-летний период 1835 года. Теперь эта забота легла на него, юношу, оставшегося в беде с двумя малолетними братьями и тремя сестрами. Мошка хотел было "с помощью благодетельствующих отцу людей закончить дом", но полиция настоятельно требует, чтоб он снес строение "и очистил место, назначенное под улицу". При этом принадлежащий Ширам участок назначен в публичную продажу. Мошка молит передать это место "одесскому купцу первой гильдии Ширяеву, который, соболезнуя о бедственном и сиротском нашем состоянии, предлагает нам за оное место с материалами вознаграждение две тысячи рублей, имея намерение в этом же году выстроить там по надлежащему плану дом".
Тогда же, в 20-х числах апреля 1835 года, упомянутый одесский купец Сидор Ширяев, человек довольно известный и авторитетный (он, между прочим, был одним из первых в городе книгопродавцев), пишет в строительный комитет о том, что "по встретившимся обстоятельствам" не может оставить себе купленное им с публичного торга место № 724, просит это место за ним не числить, а из предоставленного залога в 150 рублей 50 оставить в пользу городской казны, а остальные ему вернуть. Что это за обстоятельства, точно сказать затруднительно, но можно предполагать заинтересованность другого покупателя и переуступку таковому участка за отдельную плату. История затягивается, и уже 29 февраля 1836 года по ходатайству Мошки Шира генерал-губернатор оставляет на усмотрение строительного комитета, продлевать ли просителю срок разборки флигеля. В первой декаде марта градоначальник докладывает генерал-губернатору, что "место с материалами ныне продано с торгов надворному советнику князю Дмитрию Гагарину". Из других документов видно: оный участок утвержден за Гагариным 2 февраля 1836 года. Возможно, Ширяев как раз в расчете на получение от Гагарина некоей оговоренной суммы и отказался от приобретенного уже участка. Но тут речь идет о недостроенном плановом доме, а катавасия с разборкой флигеля тем не окончилась.
20 мая 1836 года состоялись торги на разборку, причем постройку с материалами оценили в смехотворно низкую цену - 40 рублей. На переторжке 25 мая наибольшую цену, 170 рублей, предложил командир одесской арестантской роты капитан Драгутин, бесконечно выполнявший различные казенные строительные работы, а потому нуждавшийся в стройматериалах. Понятно, что такая мизерная сумма не могла поправить дела обездоленного семейства Широв. Но, в конце концов, по распоряжению градоначальника демонтаж отчего флигеля произвел все-таки сам Мошка Шир (то есть он сам и реализовал строительные материалы, полученные от разборки), о чем 7 июля 1836 года градоначальнику доложил одесский полицмейстер Василевский.
Так печально завершилась история первого домостроения в Военной балке, а равно горестная судьба его владельца, безвестного одесского мещанина Меера Шира. Когда годами занимаешься региональной историей на уровне ретроспективного быта, проникаешься заботами, тревогами, надеждами его обитателей, принимаешь их близко к сердцу, словно близких людей. Иногда целостная биография этих незначительных "маленьких людей": аптекарей, цирюльников, трактирщиков или даже истребителей мышей и тараканов - складывается по крупицам, долго и непредсказуемо. Как сложилась дальнейшая судьба семейства героя рассказанного сюжета, пока неизвестно, но я постараюсь дознаться, ибо все же не улицы, дороги, здания и сооружения побуждают к поиску, а наполняющие их жизнью судьбы людские.
Что же касается застройки Военного спуска, то упомянутый князь Дмитрий Гагарин приплюсовал купленный участок Шира к своим обширным владениям близ Сабанеева моста. Вскоре он построил на балке, несколько ниже места № 754, перед мостом, ныне доживающий свой век двухэтажный дом № 11, некогда служивший хлебным магазином. Много лет назад замечательный краевед В.А. Чарнецкий водил меня к этому дому и демонстрировал одно из ядер, застрявших в стене во время бомбардирования Одессы союзным флотом 10 апреля 1854 года. Мы обсуждали датировку этого сооружения, но тогда не имели еще той информации, тех исторических документов, которыми располагаю ныне. Сегодня это старейшее на всем спуске здание пребывает в аварийном состоянии, отселяется, скоро будет демонтировано и растворится в вечности точно так же, как и предшествовавший ему домик Майорки Шира.
Олег ГУБАРЬ.
Фото Ивана Череватенко.