На главную страницу сайта
Полоса газеты полностью.

КАК ПРОЙТИ К ЕВРЕЙСКОМУ КЛАДБИЩУ?

Для меня изучение еврейских кладбищ Украины началось в 1990 году с рассказов Ильи Дворкина. Он в 80-е с друзьями отправлялся, часто на велосипедах, в путешествия по бывшим еврейским местечкам. По рассказам, в качестве путеводителя им служила книга Эли Визеля "Сокрытый свет" о хасидах, в которой упоминались многие местечки Подолии, Волыни и Галиции, а главным направлением стал тогда мало кому известный Меджибож. С начала 1990-х годов начались систематические экспедиции под руководством Дворкина, Бориса Хаймовича, Валерия Дымшица. Тогда же началось сотрудничество с центром изучения еврейского искусства при Иерусалимском университете.
О еврейских кладбищах нам кое-что уже было известно. Прежде всего — благодаря подвижнической деятельности художника и фотографа Давида Ноевича Гобермана, который с конца 1940-х годов с фотоаппаратом объехал множество кладбищ Молдавии. Его, в свою очередь, вдохновлял интерес к народному искусству еврейских художников С. Юдовина, Эля Лисицкого, Танхума Каплана, черпавших образы и вдохновение в народном искусстве, в том числе и камнерезном.
Часто у нас не было никаких сведений о местечке, в которое мы приезжали, о наличии в нем евреев и еврейских памятников. Мы попросту спрашивали у местных жителей: "Как пройти к старому еврейскому кладбищу?" В первых экспедициях, в 1990 — 1993 годах, было очень мало людей, хотя бы немного знавших древнееврейский (т. е. иврит). Так вышло, что я, бывший уже преподавателем иврита, занялся чтением и расшифровкой надписей, в то время как другие фотографировали, обмеряли, изготовляли эстампажи, план кладбища. Я также стал составлять словарик-глоссарий наиболее употребительных древнееврейских формул.
Довольно быстро стало ясно, что надгробные надписи — это материал не только очень интересный, но и обладающий большой научной важностью и потенциалом. По двум причинам. С одной стороны, это материал новый, с другой стороны — классический. Дело в том, что большинство филологических и исторических исследований (на уровне дипломных работ и кандидатских диссертаций) проводится по опубликованным источникам. Мало кто может похвастаться, что нашел новый неопубликованный материал.
Конечно, бывают исследования на основе архивных данных, вводящие новые неопубликованные документы, и обычно такие исследования — хорошие работы. Но одно дело — описанные и упорядоченные архивы, другое — новый полевой материал, который раньше лежал в земле, который ты сам нашел, идентифицировал, откопал и расшифровал. И уж совсем редкость — новый тип материала. А мацевы из Украины как раз фактически являлись новым, не введенным в науку типом памятников. Потому любая (даже не слишком качественная) работа о них представляла бы ценность и интерес и была бы принята "на ура".
Критику тут будет нечего возразить, пускай-ка сам уважаемый оппонент поедет в поле и найдет новый тип материала, а мы посмотрим, как он с ним справится, и покритикуем! Разумеется, я-то как раз старался делать качественную работу. А с другой стороны, публикация надгробных надписей — стандартный тип исследования. Этим занимаются все исследователи ушедших цивилизаций, от Шумера до Африки. Когда я в 1996 году рассказал об этой теме Михаилу Членову и сказал, что хотел бы писать по ней диссертацию, он ответил: "Что же, классическая историко-филологическая тематика. Я сам 25 лет назад занимался эпиграфикой, только не еврейской, а индонезийской".
Конечно, не я один интересовался эпитафиями. Марина Брук, принимавшая активное участие в поездках, начиная с памятной экспедиции 1992 года в Сатанов, с большим интересом читала надписи и быстро превзошла меня в этом искусстве. Читать старинные надписи любили многие, однако, доводить до научного результата (то есть публикации) мало кто был заинтересован. Для этого требовалось — помимо поездок в Украину веселой еврейской студенческой компанией — проводить время в библиотеках, самостоятельно разбираться в литературе. В 1994 году в изданном Петербургским еврейским университетом сборнике вышла моя статья о надгробных надписях. Это была моя первая научная публикация и, вероятно, первая статья на русском языке о еврейских эпитафиях.
Мой интерес к древнееврейскому языку привел меня в 1993 году на восточный факультет Петербургского университета. Там со времен хрущевской "оттепели" существовало одно из немногих в СССР отделений семитологии, куда набирали пять студентов раз в два — три года. Среди гуманитариев востфак считался самым "умным" факультетом, туда было наиболее сложно поступить (мне сдавать вступительные экзамены не пришлось, поскольку с моим высшим образованием и знанием иврита меня взяли сразу на третий курс). Бессменным преподавателем еврейских предметов там была доцент Г.М. Демидова, которая весьма благожелательно ко мне отнеслась.
Преподавание древнееврейского на востфаке, видимо, не слишком изменилось за последние 100 лет и сильно отличалось от методики преподавания иврита на всяких израильских курсах. Это было неспешное, чисто филологическое изучение текстов, с полным грамматическим разбором, обсуждением всех оттенков смысла и возможностей перевода, анализом всех грамматических исключений и тонкостей, разных теорий, объясняющих сложные места.
Через несколько лет я защищал дипломную работу об эпитафиях на востфаке и стал в 1996 году поступать в аспирантуру с этой темой. Подходящая аспирантура оказалась в Москве, в странной организации, носившей название "Государственная еврейская академия имени Маймонида". Это учебное заведение было создано новыми российскими властями, по слухам, когда понадобилось иметь в Москве государственную еврейскую организацию, которой можно было бы передать конфискованные хасидские рукописи. Еврейского в этой академии было мало. Ну а, открыв что-либо, закрыть уже практически невозможно. Академия Маймонида существует и сегодня, правда, слово "еврейская" (и тогда раздражавшее сотрудников) из названия убрали. Я сдал там вступительные экзамены и кандидатские экзамены. Моими руководителями были назначены М. Членов и (менее формальным образом) С. Якирсон. Собственно, работа об эпитафиях была почти готова, оставалось преобразовать ее в формат кандидатской диссертации.
В 1995 году я получил персональный грант от базирующегося в Праге фонда "RSS" (финансируемого Соросом) на двухлетний проект изучения еврейских эпитафий как исторического источника и литературного жанра. Этот фонд финансировал гуманитарные исследования в Восточной Европе (включая Россию), и конкурс был около 10 заявок на место. Я же со своей темой выиграл этот грант, будучи еще студентом. В 1997-м получил по этой же теме грант "IREX" от американского Госдепартамента (аналог Фулбрайта) на трехмесячную стажировку в Америке. К сожалению, от этого очень престижного гранта пришлось отказаться, поскольку я уже собрался эмигрировать. По своей нынешней деятельности знаю, как тяжело получать научные гранты в условиях конкуренции и публиковаться в хороших журналах. Но с темой о надгробных надписях удивительным образом у меня было стопроцентное (три из трех заявок) получение грантов, и ни одной моей статьи никогда не отклонили.
Однако иудаика — лишь одна из сторон моей жизни. Основная моя специальность связана с механикой, у меня было прекрасное образование в этой области. Меня все же тянуло к наукам, в которых требуется считать, а не читать, и я переживал по поводу того, что не работаю по основной специальности (а в постперестроечной России это было проблематично) и такое хорошее образование пропадает зря. Поэтому, когда в 1997 году у меня возникла возможность поступить в докторантуру по механике в Бостоне и эмигрировать в США, я бросил академию Маймонида и уехал. Кандидатская по филологии — это, пожалуй, в моей жизни единственное серьезное дело, которое я бросил, не доведя до конца.
В Америке я лишь временами занимался иудаикой в качестве хобби, написал несколько научных статей, как-то участвовал в конференциях, писал много популярных статей по еврейской истории для русской прессы и Интернета. Но это занятия не профессиональные, не ими я зарабатываю на жизнь. Правда, в 2004 году мои друзья А. Федорчук и В. Дымшиц пригласили меня принять участие в качестве преподавателя в "Летней школе" для студентов, проходившей в Украине.
Когда в 2004 году я приехал в Россию, увидел немалые перемены. Постоянно проводились семинары, конференции, школы, стажировки. Иудаикой занимались сотни студентов и аспирантов в почти десятке вузов. Среди них были и есть очень талантливые студенты, знающие несколько языков, с блестящей филологической эрудицией, яркие, способные, хорошо подготовленные, владеющие техникой научной работы. Многие свободно говорили на иврите, многие долго жили и стажировались в Израиле, изучали иврит со школы. И все они ездили в Украину смотреть кладбища и читать надписи на мацевах. Посещение старинных кладбищ стало массовым, туда ездят сотни, если не тысячи людей в разных группах. От групп школьников под эгидой "Сохнута", отправляющихся на изучение своих корней по программе "Шорашим", до организованных групп художников, ищущих в мацевах предмет вдохновения.
Если в 1990 году украинские кладбища казались экзотическими местами, никто о них ничего не знал и мы чувствовали себя первопроходцами, то в 2004-м посетить Броды, Сатанов или Бучач стало таким же плевым делом, как сходить в Эрмитаж. Казалось бы, налицо как наличие большого числа способных и хорошо подготовленных студентов, так и доступность материала. Я был уверен, что кто-то из научной молодежи должен выбрать эпитафии (крайне выигрышный материал!) своей темой, и мне было интересно, кто "пошел по моим стопам" в этих исследованиях. Этого, как ни странно, пока не произошло, а почему — я до сих пор не вполне понимаю.
Илья Дворкин, с которым мы сидели в феврале 2006-го в иерусалимском "Эль-Гаучо", шутливо объяснил мне: "Так это потому, что ты уехал в Америку и не оставил учеников. Научные школы сами не возникают!" Это, конечно, шутка, я не профессор и не Б-г весть какой специалист, скорее, сам нуждался бы в научном руководстве. Илья же сказал, что наука организована так, что если какой-то профессор в чем-то специализируется, то и его студенты этим же занимаются. А поскольку эпитафии никто в России не изучал, то и студенты в научном их исследовании не заинтересованы. Меня это удивило: казалось бы, тут требуется минимум самостоятельности, на которую нынешние студенты вполне способны…
То тут, то там кто-то пытается заниматься надписями, но выхода (а научным выходом являются публикации) практически и нет. Единственное приятное исключение — работа краеведа и архитектора из Галича Ивана Юрченко, который с соавторами опубликовал каталог караимского кладбища в Галиче. По-моему, это доказывает, что для хорошей работы нужны не гранты, стажировки, летние школы и формальные структуры, нужны, прежде всего, желание и воля к результату.
Что же мацевы (традиционные каменные надгробия) могут нам рассказать, в чем я вижу их важность? Сегодня, после Холокоста и уничтожения традиционного еврейского местечка, еврейские кладбища — это практически единственное, что осталось от евреев в местах их былого обитания. Единственное, что напоминает о прошлой еврейской жизни с ее интенсивными духовными исканиями и своеобразным бытом, кипевшей здесь когда-то. На сегодня только кладбища связывают ландшафт бывших местечек с еврейством. Уже одно это делает изучение и документацию кладбищ нашим долгом, ведь это памятник погибшей цивилизации и ее людям.
Но помимо мемориальных соображений есть и чисто научные. Жанр еврейской эпитафии необычен. Когда лет 15 назад стал интересоваться литературой об эпитафиях на древнееврейском языке из разных частей мира, то выяснилось, что работ о еврейской эпитафии как литературном жанре, как ни странно, практически и не существует. Есть работы авторов XIX века (таких как знаменитый Леопольд Цунц), в которых рассматриваются талмудические формулы и цитаты. Есть множество публикаций отдельных надписей и всех надписей с целых кладбищ как исторических источников. Есть работы об античных еврейских эпитафиях на латинском и греческом языках. А об ашкеназских эпитафиях — нет (нужно сказать, что за последние 10 лет такие исследования по поэтике эпитафий появились, это работы профессора М. Водзинского из Польши).
Еврейская эпитафия как литературное явление не существовала в древности. Она возникает в Европе примерно тысячу лет назад. Влияние на нее оказывали христианские и мусульманские эпитафии, но она неразрывно связана с еврейской литературой, прежде всего — с траурными элегиями-кинот. С другой стороны, массовая эпитафия близка к народной литературе, создаваемой безымянными авторами.
Однако эпитафии интересны отнюдь не только филологам. На эпитафии можно смотреть с самых разных сторон. Для историка они являются источником, позволяющим уточнить вехи истории общины. Искусствоведу эволюция эпитафий расскажет многое о зарождении и развитии самобытного народного искусства со своими местными стилями и приемами. Этнолог может почерпнуть сведения о народной и официальной религии, о суевериях и народном восприятии жизни и смерти. Социолог может делать выводы о социальном расслоении общества, о различии между массой и элитой, о гендерных особенностях. Лингвист может судить о двуязычии. Исследователь, заинтересованный в изучении взаимовлияния разных культур, может рассматривать их в сравнении с христианскими эпитафиями, а исследователь раввинистической литературы — наоборот, в контексте еврейской традиционной литературы.
…Я уже десять лет живу в Америке, и мне нравится моя новая страна. Но иногда я скучаю — не по свинцово-мрачному Петербургу, где я родился и вырос, а по украинским еврейским кладбищам, воспетым Бяликом и Ициком Мангером. Я представляю старинные камни среди шелестящей листвы, буйство залитой солнцем зелени, журчащую поблизости речку, пасущихся коз. Таинственные и в то же время такие родные надписи квадратными еврейскими буквами, напоминающие о древней культуре, совсем недавно процветавшей здесь и бесследно исчезнувшей. И тогда мне хочется прикоснуться к шершавому известняку, почувствовать на ощупь изгиб буквы "пеи" и зубцы буквы "нун". В последние годы я немало ездил по миру, и куда бы меня ни занесло — во Франкфурт, Венецию или Прагу, одним из первых моих вопросов бывало: "Как пройти к старому еврейскому кладбищу?" Но с Украиной ничто не сравнится…

Михаил НОСОНОВСКИЙ (США).

Публикуется с сокращениями по материалам сетевого альманаха "Еврейская старина" — с любезного разрешения редактора Евгения Берковича. http://www.berkovich-zametki.com/Zametki.htm/

Полоса газеты полностью.
© 1999-2025, ІА «Вікна-Одеса»: 65029, Україна, Одеса, вул. Мечнікова, 30, тел.: +38 (067) 480 37 05, viknaodessa@ukr.net
При копіюванні матеріалів посилання на ІА «Вікна-Одеса» вітається. Відповідальність за недотримання встановлених Законом вимог щодо змісту реклами на сайті несе рекламодавець.