Более десяти лет назад у меня дома раздался телефонный звонок, который взволновал и запомнился навсегда: "Вы меня не знаете, но я знаю Вас, так как слушала Ваши лекции по истории культуры Одессы. Читаю Ваши публикации. Приезжайте, не пожалеете: думаю, Вам будет интересно увидеть автографы Александра Скрябина, Александра Глазунова, Артура Никиша, узнать о человеке, который заметил пожар Городского театра в марте 1925 года, протрубил сигнал тревоги..."
Я бросил все дела, благо день был выходной, значит, дела домашние, и уже через час (судьба помогала: ведь добираться нужно было двумя видами транспорта) оказался на улице Станиславского, в маленькой квартирке скромной, интеллигентной одесситки Валентины Бендер. Она окончила филологический факультет Одесского университета, около тридцати лет работала экскурсоводом.
"Дело не во мне, а в моем отце. Он много работал в Одессе, в частности, в оркестре Оперного театра... Но обо всем по порядку. Вот его диплом..."
Диплом — без преувеличения — размером в полстола. Очень красивый и солидный. Переписываю его текст. Вот он (с сохранением орфографии оригинала).
"Императорского Русского Музыкального Общества Санктъ-петербургской консерватории Диплом Симъ свидетельствуетъ, что херсонский мещанин Дувидъ Герцевъ Бендеръ, иудейского закона, 29-летъ, обучавшийся в Санктъ-петербургской консерватории игре на трубе (в классахъ профессоровъ Иогансона и Гордона) окончилъ в 1910 году специальный предметъ игру на трубе, ныне выдержалъ дополнительные испытания по всемъ обязательнымъ музыкальнымъ предметамъ по программе, установленной для получения Диплома, показалъ следующие успехи: в главномъ, избранномъ для специального изучения предмете... отличные успехи..." Дальнейший перечень я не стал переписывать, так как Валентина сказала, что делать этого не следует, поскольку диплом она хочет передать мне. Вот только концовка:
"Бендер "удостаивается Диплома свободного художника.
Председатель — графиня Альденбургская.
Директоръ консерватории — А. Глазуновъ".
Автограф великого композитора — может быть, последнего классика русской музыки, признанного во всем мире музыканта! Удивительного человека. Только один пример: его раздражала музыка молодого Мити Шостаковича, но, поняв — одним из первых, — что перед ним гений, Глазунов в голодные годы добивается для юноши специальной стипендии.
А скольким талантливым евреям он помог вопреки драконовским порядкам поступить в руководимую им консерваторию! А то, что он был ИЗБРАН ректором всем педагогическим коллективом в 1905 году и оставался в этой должности до 1928 года... И вот передо мною его автограф — невероятно!
Рассказ Валентины Бендер продолжается: "Вы, наверное, обратили внимание на слова "свободный художник"? Как много они значили для отца! Все знают о пресловутой черте оседлости. Она так мешала отцу... Однажды его пригласили на гастроли в Кемерово, но... выслали оттуда в 24 часа, узнав, что он "иудейского закона". Отец не мог жениться на моей матери М.А. Водягиной, с которой состоял в гражданском браке, по той же причине... Диплом "свободного художника" значительно облегчил ему жизнь, хотя, конечно, не решил всех проблем.
Вот любопытный факт. Отец был блестящим трубачом (я сейчас покажу Вам документальные подтверждения этому), но его не только не брали в оркестр Императорского Мариинского театра на постоянную работу, он даже не имел права переступить порог оркестровой ямы, если император посещал спектакль Мариинки. Так что не все было так безоблачно в этом театре (и не только в нем), как это кажется тем, кого радуют переименования, возвращающие старые названия... Нет, отца приглашали на такие торжественные спектакли "на разовых", как говорят музыканты, ибо эти спектакли должны были идти на самом высоком уровне. И он играл соло, но... из-за кулис!
Теперь о том, каким он был трубачом. Если кратко, то, наверное, достаточно сказать, что имя отца запечатлено на знаменитой Доске почета консерватории, где, страшно сказать, оно соседствует с именами таких великих музыкантов, как, например, Чайковский! Или Д. Шостакович. Или М. Юдина, В. Софроницкий, С. Преображенская, В. Давыдова — перечень неисчерпаемый...
Конечно, в том, что я говорю, нет попытки сравнения талантов, но ясно, что имя ординарного музыканта на эту Доску попасть не могло. Вы можете возразить, что не все выпускники оправдывают в дальнейшем высокие ожидания. Но посмотрите на этот автограф значительно более позднего времени: "Виват, труба! Бендеру Никиш". Да, это сам великий дирижер Артур Никиш.
Отец родился в семье купца третьей гильдии. Чтобы заниматься музыкой, он был вынужден бежать из родного дома (дочь не уточнила, но, наверное, потому, что семья была против такого несолидного занятия, — В. М.). Девять лет он жил в Петербурге. Куда только судьба его не забрасывала! Был казначеем ИРМО (Императорского русского музыкального общества, — В. М.), работал в известном Театре музыкальной драмы (1907 — 1917). Параллельно служил в лейб-гвардии полку (1914 — 1916). Работал в Ростове. Сотрудничал с опереттой Левицкого, передвижной гастрольной оперой Медведева (это М. Берштейн, первый исполнитель роли Ленского вообще и в Одессе в частности, — В. М.)
С 1919 года отец жил в Одессе. Работал в цирке, в ТЮЗе, в Еврейском театре, в Театре оперы и балета... Был знаком с Лией Буговой (вместе работали в Еврейском театре), Ольгой Благовидовой, Петром Столярским, Нилом Топчием... Вот справка о том, что отец "состоял секретарем оркестрового комитета Одесского городского театра". А этот раритет — автограф известного дирижера Самуила Столермана:
"Дорогому Якову Григорьевичу Бендеру в память многолетней дружбы и совместной работы. Любящий Вас Столерман. Одесса. 24 июня 1937 года". (Замечу, что в разное время отца называли по-разному: Дувид, Давид, Яков, менялось и отчество на "более благозвучное" — явление это в еврейских судьбах не исключительное.)
У отца была большая коллекция фотографий с автографами знаменитых людей. Незадолго до начала войны он предоставил значительную часть ее для выставки в Городском театре. Там все и пропало...
Вот редкий экземпляр — фотография Скрябина с автографом и нотным фрагментом из "Золотого петушка"; автографы с дарственной надписью в свое время, как говорил отец, известных итальянских артистов Пинтуччи и Парвиса (к сожалению, мне не удалось найти сведений об этих артистах, — В. М.), пригласительный билет дирекции ТЮЗа на празднование юбилея театра, а вот..."
"Не томите, — взмолился я, — расскажите о пожаре Городского театра".
"Мы жили тогда в Театральном переулке. Наша квартира располагалась как раз напротив окон хорового класса. Отцу не спалось. Он, лежа головой к окну, читал газету и вдруг обратил внимание, что она стала покрываться красным светом. Повернувшись лицом к окну, заметил пламя в здании театра, вскочил, схватил трубу и заиграл сигнал тревоги. Его услышал милиционер, пост которого находился со стороны входа в театр, увидел пожар и начал стрелять в воздух...
Еще жива наша соседка по той коммунальной квартире Зинаида Данилова-Стрельникова. Сейчас она проживает на улице Короленко. Зинаида хорошо помнит этот эпизод. Ее адрес... (к сожалению, я не воспользовался им в свое время и позднее потерял, а ведь у нее можно было бы узнать интересные подробности из жизни театра, — В. М.). Вот и материальное свидетельство — значок, которым был награжден отец. Между прочим, именной. На нем можно видеть цифры "1926" и слова "Отличнику в борьбе за сохранение и восстановление театра". Таких значков было немного. Отец очень гордился этой наградой. Никогда не расставался со значком, и я даже не помню папу без него. (Я запомнил, что на значке были изображены фрагмент театрального здания, палитра художника и рабочий с молотом и наковальней: само время запечатлелось в этой символике, — В. М.)
Отец не только играл в оркестре театра, он преподавал в консерватории. Разъезжал по деревням, искал одаренных детей, подобно тому, как это делали Столярский и его сотрудники. Искали таких ребят и в детских домах, в интернатах. Скольких он приобщил к искусству, определив судьбу! Многие его подопечные потом годами поддерживали с ним связь. У меня сохранились фотографии и письма бывшего, как тогда говорили, босяка Михаила Ивановича Каганова (фамилию и отчество ему дал судья). Мальчик стал музыкантом.
Отец работал также в музыкальной школе воспитанников Красной Армии. С нею мы эвакуировались в Ташкент, "город хлебный"... Просто, наверное, в других городах было еще труднее... Да и в Ташкенте разные люди жили по-разному. Там же отец и умер в 1944 году... от голода.
Почему я решилась расстаться с раритетами? (К сожалению, за давностью лет запомнил не все материалы, возможно, что не всегда точно передаю детали, слова, но за точность фактов, мыслей ручаюсь, — В. М.)
Дело в том, что год назад умер мой муж. Мне не хватает денег на жизнь. Не на что поставить памятник. Вот и решила расстаться с реликвиями. Вы не можете их купить? Нет... Жаль... Я понимаю, что значит — жить на зарплату... Мне очень хочется, чтобы эти вещи попали в хорошие руки, тем более что, возможно, я уеду. И вообще, может что-нибудь со мной случиться... Знаете что, возьмите все это просто так, даром..."
Я не мог взять у человека последние его ценные вещи, не мог. Посоветовал попытаться продать их на "Книжке". Понимал, что ей не дадут настоящую цену, но все-таки.
Позднее Валентина позвонила, сказала, что продала свои реликвии, установила памятник. Я порадовался за нее. Утешаю себя тем, что драгоценные материалы, скорее всего, остались в Одессе, может быть, не пропадут и еще когда-нибудь "всплывут". Конечно, все это достаточно грустно, но, как написал Твардовский, "я знаю, нет моей вины (...) но все же, все же, все же..."
Это не единственная моя "вина" перед городом. Преподаватель химии В.М. Плакида, будучи на пенсии, принес мне в дар архив своей тещи, знаменитой певицы Евдокии Стефанович. Она пела в столицах, в Одессе, преподавала в нашей консерватории... Умерла в Одессе. После ее смерти архив хранился в семье дочери — певицы Лидии Салий — и ее мужа, моего педагога. Чего только там не было! Ограничусь упоминанием автографов Чайковского и Шаляпина... Я сказал учителю, что материалы имеют большую историческую ценность, что ему надо — при его скромной пенсии — архив продать, а купить его я, к сожалению, не могу...
Когда заметил на глазах учителя слезы, согласился взять 10 (эту цифру он сам назвал, а если честно — "вымолил") экспонатов. То была лишь малая часть архива. Я надеялся, что он что-то сумеет продать. Некоторое время спустя мне позвонили и сказали, что Валентин Максимович скончался, а "весь оставшийся от него хлам выброшен в мусорную машину".
Больно, очень больно. Но ничего нельзя вернуть. (Впрочем, это "конспект" истории, заслуживающей отдельного рассказа, к которому когда-нибудь вернусь.)
...Радуюсь, что удалось уберечь от забвения имя большого музыканта и честного труженика Давида (Якова) Бендера, игравшего в оркестре нашего Городского театра.
Валентин МАКСИМЕНКО.