(Продолжение. Начало в № 490.)
ЕВРЕЙСКАЯ МИСТИКА: КАББАЛА
Выдающимся представителем цфатской школы был Моше Кордоверо (1522 — 1576), чье сочинение "Пардес" ("Сад") содержит самое доступное и рациональное изложение умозрительной Каббалы. Это сочинение, по существу, основано на книге "Зоар". Написанное на прекрасном иврите, оно звучит, как поэма. Проблема, к которой Кордоверо обращается снова и снова, — отношения между Эйн-соф и сефирот. Кордоверо толкует сефирот как келим (сосуды), в которых разлит неизменный свет Эйн-соф и сквозь которые благодаря различию в свойствах этих сосудов Эйн-соф отражается в самых разнообразных формах, что порождает различные изменения, происходящие в универсуме. Иными словами, Бесконечное пребывает в любой части конечного, которое, в свою очередь, есть всего лишь стадия или форма проявления Бесконечного, — как выражается Кордоверо в другом месте, "ничто не существует вне Б-га". Здесь Кордоверо выразил точку зрения, удивительно схожую с пантеизмом, который век спустя проповедовал Спиноза. Кстати, Спиноза, как говорят, признавал тот факт, что этой теорией он был обязан Кордоверо. Кордоверо, конечно, верен теистической позиции, которую он определяет формулой: "Б-г есть весь реальность, но не все реальное есть Б-г". В современной философии эта теория получила название "панентеизм".
Влияние Кордоверо затмила, однако, своим мощным воздействием колоссальная фигура Ицхака Лурии (1514 — 1572), прозванного Ари (Лев), который добился поразительных результатов в разработке как теоретических, так и практических доктрин Каббалы. Центральное место в системе Лурии занимает понятие "цимцум" ("сокращение"). Согласно этой идее, Творению мира предшествовало добровольное "сокращение" или самоограничение Бесконечного Света (Эйн-соф), чтобы освободить место для возникновения конечного мира явлений. В образовавшийся таким путем полый мрак Эйн-соф спроецировал Свой Свет, снабдив его одновременно "сосудами", которые должны были служить средством, с помощью которого Эйн-соф будет проявляться в творении в самом разнообразном виде. Однако некоторые сосуды оказались не в силах выдержать поток Света, хлынувшего из Эйн-соф, и разбились. Швират а-келим (разбиение сосудов) вызвало повреждение в высших мирах и внесло хаос и смятение в наш мир внизу. Вместо того чтобы разливаться равномерно по всей Вселенной, свет, излучаемый Эйн-соф, распался на отдельные искры, освещающие лишь некоторые участки физического мира, оставляя другие во мраке. Мрак этот сам по себе — состояние отрицательное, воплощение зла. Так свет и тьма, добро и зло начали борьбу за преобладание в мире. Б-жественная гармония была нарушена, а Шехина — изгнана. В то же время искры Б-жественного Света, разбросанные тут и там, всюду пронзили тьму, так что добро и зло перемешались: нет в мире зла, которое не содержало бы в себе частицы добра, как нет добра, полностью свободного от зла.
Это состояние хаоса еще более усугубил грех, совершенный первым человеком. По учению Лурии, вместе с Адамом созданы были все души, назначенные человечеству. Они, правда, не были одинаковыми, одни были выше других, но каждая душа была по-своему хороша, и между душами царило полное согласие. Когда Адам согрешил, все души оказались больше или меньше запятнанными в зависимости от силы сопротивления внутри них, и существовавшая искони гармония распалась. Среди душ разного качества произошло смешение. Души более высокие перемешались с низкими, добро со злом, так что самая высокая душа получила примесь зла, наводняющего низкие души, а низкие — примесь добра от душ высоких. Беспорядок, воцарившийся в душах, является постоянным источником нравственного зла, но болезнь эта не вечна: ей придет конец, когда явится Машиах, которого пошлет Б-г для восстановления первоначальной гармонии в человеческих душах и во всей Вселенной.
Инициатива восстановления первоначальной гармонии должна, однако, исходить от самого человека. Усвоив учение "Зоара" о переселении душ, Лурия развил его дальше в своей концепции ибур (оплодотворения). Если душа оказалась, так сказать, слишком слаба для того, чтобы выполнить возложенные на нее земные обязанности, ей приходится вернуться на Землю, чтобы оплодотворить душу другого живого человека и получить от него поддержку. Время от времени душа более сильная может быть снова послана на Землю, чтобы помочь душе слабой, питая ее своей собственной сущностью, как будущая мать питает дитя, растущее в ее утробе.
С этой теорией связана и мысль о расселении евреев. Галут преследует цель — спасти все человеческие души. Очищенные души израильтян соединяются с душами людей других народов, чтобы высвободить их из-под власти зла.
С полным отделением добра от зла как у индивида, так и во Вселенной в целом произойдет восстановление первоначальной гармонии (тикун), и человек и весь мир обретут спасение.
Чтобы отделить добро от зла в самом человеке, Лурия призывает практиковать аскетизм, умерщвление плоти, пост и омовения. Однако эти аскетические приемы должны лишь помочь человеку в достижении духовного совершенства. Сами по себе они не рассматриваются как особые заслуги, обеспечивающие спасение и благоволение Б-га, и не принимаются за наказание телу, запятнанному грехом. Лурия настойчиво подчеркивает, что тело так же чисто, как и душа. Тело — это священный сосуд, содержащий Б-жественную искру, душу, поэтому оно свято. Его надлежит содержать в добром здравии и предельной чистоте.
Но эта забота о собственно спасении составляет лишь часть более общей заботы об искуплении всего творения. В соответствии с учением "Зоара" Лурия видит в заповедях, молитве и добрых делах орудие всеобщего спасения. Но, идя дальше "Зоара", он подчеркивает необходимость внести в любой благочестивый акт особое сосредоточенное раздумье (каванот) относительно мистического смысла, приписываемого данному отдельному акту.
Все эти учения Лурии получили дальнейшее развитие среди последователей цфатской школы, самым выдающимся из которых был ученик Лурии Хаим Витал Калабрез (1543 — 1620), чьи сочинения послужили распространению идей Ицхака Лурии среди еврейских мистиков всех стран.
Если доктрины Лурии в том виде, как они представлены, и могут показаться фантастическими, не приходится сомневаться в глубине таящейся в них мысли. Концепция "цимцум" и параллельное ей понятие "швират а-келим" несут в себе признание напряженности, которая существует между конечным и Бесконечным в процессе Творения, что привело к смешению добра и зла в физическом мире: все хорошее, что проявляется в сотворенных существах, вызвано активностью Бесконечного, а все дурное — следствие их природы как конечных существ. Таким образом, нравственное зло не обладает самостоятельным бытием. Оно, скорее, лишь отрицание добра и подлежит поэтому преодолению силой воли. Но поскольку зло универсально, его приходится повсеместно преодолевать. Отсюда требования растворить узкие интересы своего "я" в интересах всеобщего целого и мелкую заботу о спасении своей личности — во всеобъемлющей проблеме спасения жизни всей Вселенной.
С этой универсальной точки зрения и следует рассматривать деятельность цфатских мистиков. Стремясь к самоусовершенствованию и к спасению своих собственных душ, они никогда не упускали из виду стоящие перед ними великие общечеловеческие задачи. И в конечном счете важнейшим их желанием и вожделенной целью, к которой стремились они всей душой, было овладение с помощью занятий Торой, молитвы и исполнения мицвот такой духовной энергией, которая могла бы ускорить мессианское искупление.
Вера в успех своих усилий не знала никаких сомнений. Уверенность в приходе окончательного избавления и убежденность в эффективности собственного вклада наполняла мистиков Цфата, несмотря на их аскетический образ жизни, чувством особой радости. Радость была, собственно говоря, одним из выдающихся свойств их духовной жизни. Они выразили ее в ряде воодушевляющих обычаев и вдохновенных гимнов, которые по своей красоте и силе благочестия сравнимы с лучшими образцами существующей религиозной поэзии. Самое прославленное из этих творений — гимн "Леха доди" ("Выйди, друг мой"), который его автор Шеломо Алькабец (1505 — 1572) распевал на закате дня в пятницу, выходя с друзьями в поля встречать невесту — Шаббат. Сейчас эта песня занимает почетное место в литургии почти всех синагог.
О выйди, друг мой,
встречать невесту,
Пойдем, о друг мой,
встречать Шаббат!
Другой образец этой поэзии, который хотя и не столь известен, но часто читается верующими, принадлежит Элиэзеру Аскари (XVI век). Его гимн "Йедид Нефеш" ("Возлюбленный души") дышит любовью к Б-гу. Вот его первые две строфы в прозаическом переводе:
Возлюбленный души,
Отец милосердный,
Привлеки слугу Твоего
к воле Твоей.
И быстрый, как лань,
да помчится он,
Чтобы поклониться
великолепию Твоему.
Любовь Твоя да будет ему
слаще сот медовых
И любой
прельстительной сладости.
Великолепно сияние мира.
Душа моя тоскует
по любви Твоей.
О, Б-же, исцели ее, излечи,
Являя ей прелесть
сияния Твоего,
Тогда окрепнет,
и исцелится она,
И познает радость вечную.
В недрах цфатской школы родилось также большинство земирот (застольных песен), которые распевают в еврейских домах во время субботних трапез. Наибольшей известностью пользуется песня с рефреном "Этот день для Исраэля — свет и радость". В песне этой выражается неподдельная радость, которая наступает с приходом Шаббата и несет в дар опечаленным "новую душу", а скорбящим духом — целебное утешение.
Другая песня, получившая широкое распространение, несмотря на то, что написана на арамейском языке, принадлежит перу Исраэля Наджары (1550 — ок. 1620). Это "Й-а, Рибон олам" ("О Превечный, Властитель мира"), гимн во славу Б-га и одновременно моление об искуплении. Эту песню неоднократно перелагали на различные мотивы. Большой популярностью пользуется также "Песнь мира", которую поют в еврейских домах в пятницу вечером, перед тем как сесть за праздничный стол. Эта песнь — приветствие субботнему ангелу, который, как утверждает Талмуд, сопровождает своими благословениями каждого еврея, возвращающегося домой из синагоги, где он встречал Шаббат.
В цфатской школе сложился также обычай читать перед вечерней субботней трапезой в семейном кругу последнюю главу из "Книги Мишле", восхваляющую "эшет хаиль" ("доблестную жену") — идеальную супругу и мать.
В Цфате зародились и другие обычаи, обогащающие религиозную и духовную жизнь евреев и углубляющие внутреннюю наб-жность. Один из этих обычаев, получивший широкое распространение и в наши дни, — проводить без сна, в занятиях Торой, ночь накануне праздника Дарования Торы — в память о том, как готовились некогда сыны Исраэля к принятию Десяти Заповедей. Ночным бдением отмечается также седьмой день праздника Суккот, который, по каббалистическим представлениям, является отчасти и днем Суда, как бы отзвуком Йом-Кипура.
Среди других новшеств цфатской школы — полночные молитвы (тикун хацот), оплакивающие разрушение Храма и изгнание Шехины, а также обычай поститься в канун новолуния. Этот обычай ввел Моше Кордоверо, который назвал такой пост малым Днем Искупления (Йом Кипур катан), считая новолуние подходящим моментом для ежемесячного духовного самоотчета. Мистики Цфата предписывают также перед началом любого религиозного акта произносить особые медитативные молитвы, назначение большинства из которых — сосредоточить внимание верующего на мистическом смысле предстоящего акта и его воздействия в горнем мире. Некоторые из этих молитв, однако, не что иное, как нравственные наставления человека самому себе, дышащие гуманизмом самого универсального свойства. И это неудивительно. Это неизбежно вытекает из мистической концепции, сложившейся в Цфате: универсум есть единая, сопряженная система, все элементы которой так чувствительно взаимосвязаны, что поступок, слово и даже промысел в одной сфере не могут не отозваться в другой. Любовь ко всем человеческим существам, в том числе — неевреям, была отличительной особенностью умонастроения цфатских мистиков. В любви они видели предварительное условие для восприятия даров Святого Духа. В этой всеобъемлющей любви к человечеству признавались мистики Цфата во многих своих медитациях. Поразительное впечатление производит в этой связи молитва перед отходом ко сну. "Господин Вселенной, я прощаю всех, кто рассердил меня и обидел меня, нанеся урон моему телу, чести или имуществу, умышленно или ненамеренно, словом или делом. Пусть никто не понесет из-за меня наказания". О том же говорит медитация, произносимая перед молитвой: "Я беру на себя обязательство соблюдать заповедь: люби ближнего, как самого себя". (Обычаи и другие нововведения Лурии и цфатской школы были собраны в особый сефардский молитвенник "Сидур Ари".)
Из Цфата учение Каббалы распространилось в городах Палестины — Тиверии, Хевроне и Иерусалиме, а также в больших еврейских центрах диаспоры в Италии, Германии и Голландии. Волна увлечения мистикой докатились и до Польши, где Иешаяу а-Леви Горовиц (ок. 1570 — 1630) внес большой вклад в распространение Каббалы среди восточноевропейского еврейства. Горовиц — автор чрезвычайно любимой и популярной книги мистико-этического содержания "Шней Лухот а-Брит" ("Две Скрижали Завета"). Интерес к новому мистическому учению, охватившему весь Исраэль, привел к быстрому распространению в разных странах обычаев, зародившихся в Цфате. Некоторые из них стали общепринятыми во всех еврейских общинах.
Но, несмотря на большое влияние школы Цфата, еврейская мистика, Каббала, оставалась пока достоянием только избранных кругов ученых и еще не стала духовной пищей необразованной массы.
Только в XVIII веке, с возникновением хасидизма, который вовлек в сферу непосредственного влияния лурианского учения простой народ, Каббала ступила на более широкий путь и с тех пор, несмотря на утрату силы первоначального импульса, продолжала успешно продвигаться вперед вплоть до нашего поколения.
Нельзя завершить эту главу, не упомянув об исключительном влиянии, которое оказала Каббала на нееврейский мир. Каббала пользовалась большой популярностью у вождей Реформации, видевших в мистике мощного союзника в борьбе против средневековой схоластической теологии. Особенно привлекала Каббала внимание христианских мистиков, которые почерпнули в ней богатый материал для своих эзотерических учений. И в наши дни оккультные движения обращаются к Каббале в своих усилиях подвести под всю сумму знаний новый фундамент.
Исидор ЭПШТЕЙН.
(Продолжение следует.)