(Продолжение. Начало в № 599.)
ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ. ТРИУМФ В БРЮССЕЛЕ
С начала 30-х годов началась серия триумфов Давида Ойстраха — на всесоюзной, а потом и на международной эстраде. Первой победой стало завоевание первой премии на Всеукраинском конкурсе скрипачей в 1930 году. Можно сказать, что это было "пробой пера" молодого артиста и первым опытом участия в конкурсе. В Первом Всесоюзном конкурсе скрипачей в 1933 году Давид Ойстрах не участвовал, возможно потому, что не был полностью уверен в победе, — его стиль игры, вероятно, еще не совсем выкристаллизовался, и психически он не был готов к большому конкурсному испытанию. Он принял участие во Втором Всесоюзном конкурсе скрипачей в 1935 году. Надо сказать, что состав участников этого конкурса был исключительным по обилию молодых дарований — практически все они были учениками Столярского! Вот их имена: Елизавета Гилельс, Михаил Фихтенгольц, Михаил Гольдштейн (старший брат легендарного Бориса (Буси) Гольдштейна), Марк Затуловский, Марина Козолупова (ученица М.Б. Полякина).
Ойстрах уверенно выиграл этот конкурс, сразу став всесоюзно известным артистом. За год до своего первого триумфа — в 1934-м — он был приглашен директором московской консерватории А. Б. Гольденвейзером преподавать в этом вузе. Победа на конкурсе совершенно ясно показала как самому артисту, так и публике, что формирование собственного исполнительского стиля, в основном, успешно завершилось. "Этот конкурс явился для меня серьезной проверкой сил. Ведь после окончания одесской консерватории я, по существу, был предоставлен самому себе. Был ли плодотворен мой дальнейший самостоятельный путь? Конкурс дал ответ на мучивший меня вопрос", — писал Ойстрах спустя много лет.
Буквально через несколько месяцев Ойстрах вместе с 13-летним Бусей Гольдштейном был назначен представлять Советский Союз на Международном конкурсе имени Генриха Венявского в Варшаве. Первый Конкурс им. Венявского был довольно странным по составу исполнителей. В нем наряду со зрелыми артистами (самому Ойстраху исполнялось в 1935 году 27 лет, он уже был доцентом консерватории; итальянка Сардо и представлявший Англию Генри Темянка были также вполне взрослыми людьми) участвовали совсем дети. Ученикам Карла Флеша Иде Гендель и Иосифу Хасиду было по 11 лет, Бусе Гольдштейну — 13, а победительнице конкурса французской скрипачке Жаннет Неве было только 16!
Это был единственный раз, когда Ойстрах не получил первой премии. Конечно, нервная нагрузка, которая легла на его плечи, была чрезмерной — помимо факта представительства СССР, который сам по себе уже становился политической ответственностью, Ойстрах признавался, что "себя в сопоставлении с зарубежными скрипачами я просто не представлял". Несмотря на подобные опасения и участие действительно сильных и талантливых скрипачей с большим европейским концертным опытом, как, например, Бронислав Гимпель или ученица Тибо полька Гражина Бацевич, Ойстрах был, казалось, доволен результатом участия в первом для себя международном соревновании. Он писал жене сразу после окончания конкурса: "Я доволен потому, что при наличии целого ряда действительно первоклассных скрипачей на конкурсе, приехав с программой, не являющейся лучшей в моем репертуаре, да еще в таком состоянии здоровья и нервов, в каком я был, занять 2-е место — это замечательно!".
Несмотря на такой оптимизм, похоже, что результат конкурса в глубине души его не удовлетворил. Яков Сорокер ясно указывает в своей книге, что "На самом деле, в узком кругу, разумеется, не раз и с явной горечью намекал на юдофобский подтекст решения варшавского жюри и добавлял, что многие члены жюри остались при особом мнении. Член жюри от Франции Габриэль Буйон впоследствии вспоминал: "Ойстраху пришлось довольствоваться второй премией, возможно, потому, что симпатии польских членов жюри были на стороне француженки больше, чем на стороне русского (читай — еврея из России)".
Заканчивая историю участия Давида Ойстраха в Первом конкурсе им. Венявского, следует заметить, что тот конкурс, как и большинство международных конкурсов до него и спустя 70 лет после — до самых наших дней — был довольно политизирован и являлся скорее конкурсом стран-участниц, отражая политические амбиции этих государств (иногда, в других случаях, — и личные амбиции членов жюри конкурса). Поскольку многие поляки в то время относились довольно враждебно к СССР, как заметил французский член жюри, это не могло не сказаться и на результатах конкурса. Так что слова Ойстраха о том, что в присуждении первой премии Неве "нет большой несправедливости", мы сегодня можем рассматривать как подтверждение того, что несправедливость все же имела место. Впрочем, как бы то ни было, участие молодого скрипача в этом соревновании принесло ему огромную пользу и неоценимый опыт выступлений на международной эстраде.
Мечте отдохнуть после конкурса осуществиться было не дано — довольно скоро после приезда домой Давид Ойстрах, Лев Оборин, композитор Дмитрий Шостакович, дирижер Лев Штейнберг и представительная группа солистов Большого театра были посланы на гастроли в Турцию по приглашению президента страны Кемаля Ататюрка. Поездка заняла больше месяца и была весьма утомительной. Концерты прошли в Анкаре, Измире, Стамбуле и других городах. Надо отметить, что поездка происходила в апреле, а совсем незадолго до того был конкурс Венявского, а перед ним — всесоюзный конкурс! Можно себе представить физическую и нервную усталость молодого артиста к концу этой поездки.
Едва придя в себя, надо было продолжать работу в консерватории и выступать с концертами по Советскому Союзу. Время шло быстро, и в начале 1937 года стало известно, что Советский Союз посылает пять скрипачей на Международный конкурс им. Эжена Изаи (впоследствии, после второй мировой войны, переименованный в конкурс имени королевы Елизаветы, а еще позднее известный как Брюссельский конкурс). Конкурс королевы Елизаветы стал со временем и конкурсом пианистов. До 1958 года — Первого конкурса им. Чайковского — конкурс им. королевы Елизаветы был крупнейшим в мире соревнованием молодых музыкантов.
Размах замыслов организационного комитета конкурса им. Изаи был грандиозным. Предполагалось, что всем участникам первого тура следовало сыграть одну из шести сонат и партит Баха для скрипки соло по выбору жюри! Едва ли кто-нибудь даже из членов жюри, включая Тибо, Флеша, Куленкампфа и Антуана Изаи, смог бы выполнить такое требование. Затем надо было исполнить две части концерта Виотти № 22, также по выбору жюри, и наконец, одну из частей классического скрипичного концерта по выбору участника конкурса в сопровождении фортепиано. Того концерта, который теоретически должен был быть исполнен на 3-м, финальном туре конкурса.
Первоначально было подано более 120 заявлений. Прибыло в Брюссель только 58 скрипачей. Но и это было огромным числом. Такую программу — только одного первого тура — членам жюри пришлось бы слушать около двух недель! Дело ограничилось тем, что участникам первого тура надо было сыграть только фугу Баха из Сонаты соль-минор № 1 (обязательную для всех участников) и одну часть концерта Виотти. На второй тур прошел 21 участник, и программа была сужена до одной сонаты Изаи для скрипки соло (по выбору конкурсанта) и одной части концерта, представленного для исполнения в финале конкурса.
В последний момент жюри решило кроме сонаты Изаи прослушать под аккомпанемент фортепиано весь концерт, заявленный для финала! Ойстрах узнал об этом только утром, незадолго до прослушивания. Он показал удивительные качества бойца в такой неприятный для всех участников момент.
Вот как он сам комментировал свои выступления на конкурсе в письмах к жене: "Начну с того, что в тот же день, когда я играл в первом туре (23 марта) и когда отправил тебе последнее письмо, во второй половине дня играла Лиза (Гилельс). Играла исключительно, а так как никто от нее ничего не ожидал (ее не знали), она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Ей стали прочить первую премию. 25-го начался второй тур… Так вот, 25-го (вчера) утром я себя так чувствовал, что думал отказаться от дальнейшего участия в конкурсе.
К тому же, за два-три часа до моего выступления я узнал, что жюри постановило играть с роялем весь концерт вместо первой части, я же повторил только первую. В таком состоянии я поехал играть. Кстати, я был бы далеко не первым отказавшимся… За кулисами я сидел с опущенными руками и не знал, что делать. Но, представь, я вышел на эстраду и почувствовал, что все эти глупости сразу прошли, и что я буду играть в полную силу. И что ты думаешь — сонату Изаи (Четвертую) я сыграл очень хорошо, а концерт Чайковского так, как никогда не мечтал, с таким напором и так блестяще технически, как никогда в жизни. Успех был колоссальный. Все члены жюри приходили и поздравляли меня, а мне все это казалось сном… После этого сверхчеловеческого напряжения я свалился и весь вечер пролежал трупом"…
"2-е апреля 1937 года, Брюссель… Наши дела блестящи! Получил первую премию! Мне кажется, что это сон, и я мучительно боюсь проснуться… Когда симфонический оркестр начал играть бельгийский гимн в честь победителя конкурса, и вся публика встала, — это было так торжественно, что у меня чуть-чуть слезы не брызнули из глаз. Мне в эту минуту вспомнились все наши с тобой волнения, сомнения. Я знал, что ты переживаешь в Москве, ожидая результатов этого дикого конкурса. Я почувствовал, что это — кульминационный момент моей жизни, который никогда не забудется"…
Ойстрах признавал в своих письмах, что уровень игры участников конкурса, даже и не прошедших в финал, был исключительно высоким. Советская же группа скрипачей и сама состояла из блестящих юных виртуозов огромного таланта. Их коллективная победа (Ойстрах — 1-я премия, Елизавета Гилельс — 3-я, Буся Гольдштейн — 4-я, Марина Козолупова — 5-я, Михаил Фихтенгольц — 6-я) принесла также очень большую и важную пропагандистскую победу СССР. Конечно, победа Давида Ойстраха на этом конкурсе была впечатляющей, хотя, кажется, никто не проанализировал самого факта — почему именно Ойстрах стал победителем при таком мощном представительстве как советской скрипичной школы, так и блестящих молодых скрипачей Западной и Восточной Европы? Разумеется, его скрипичное мастерство было вне всяких сомнений, но ведь и Однопосов (тогда представлявший Австрию), получивший 2-ю премию, также был скрипачом международного класса.
Сегодня смысл всего этого видится в ином. Стиль игры и подход к скрипке, выработанный, как уже говорилось, Давидом Ойстрахом для себя самого, в своих главных компонентах — исключительно приятного и мягкого звука, легкого нефорсированного звукоизвлечения, отточенности и изящества деталей, легкости техники правой и левой руки, элегантности и шарма — полностью соответствовали параметрам франко-бельгийской скрипичной школы.
Стиль игры Ойстраха никак не был связан ни с московской школой скрипачей, где доминирующим было влияние чешско-немецкой школы, ни с петербургско-ленинградской школой, ведущей начало от профессора Ауэра, также прочно связанной с немецким влиянием. Таким образом, Ойстрах стал скорее наследником Эжена Изаи, чем Иоахима Ауэра.
Вероятно, педагогический гений Столярского и заключался в том, что все его самые талантливые ученики выросли в совершенно разных, не похожих друг на друга артистов. Ойстрах ни под кого не подделывался, никому не подражал (быть может, только влияние Крейслера — как французской школы — было значительным: исключительно кристальная интонация, способствующая рождению обертонов, так украшающих звук и делавших его гибким и богатым по тембру, а также примечательная простота и естественность чисто физического начала игры и прирожденной скрипичности обеих рук, казалось, специально созданных для игры на скрипке). Поэтому не следует сегодня удивляться тому, что Ойстрах стал, в известной мере, скрипичным "национальным героем" Бельгии. Именно королева Елизавета, сама игравшая на скрипке и бывшая ученицей Изаи, оценила эти его качества совершенно правильно, усмотрев хотя и мистическую, но, тем не менее, вполне реальную связь искусства игры на скрипке первого призера Первого конкурса имени Изаи с наследием великого бельгийского скрипача и композитора.
Это было двойным сюрпризом для бельгийской публики: никто не ожидал появления такой группы советских скрипачей на европейской эстраде, и главным сюрпризом стало искусство Ойстраха, такое изначально близкое традициям национальной скрипичной школы и большинству музыкантов и меломанов. Обладатель гран-при конкурса им. Изаи, как уже говорилось, никак не стремился к этому специально. Это было естественным результатом поисков пути развития скрипача и артиста, но явилось еще одним счастливым совпадением, которые сопутствовали Давиду Ойстраху на протяжении творческой жизни. Следует заметить, что к таким счастливым совпадениям он был всегда готов — и к выступлению с Глазуновым, и к концерту в конце 20-х в Ленинграде с Николаем Малько, и ко всем конкурсам, в которых участвовал.
На победителя сразу свалилось большое количество концертов в главных европейских столицах — как сольных, так и в группе советских скрипачей. Лондон, Париж, Амстердам, Антверпен, Гаага, Льеж, снова Брюссель — было от чего закружиться голове! В Париже игру Ойстраха впервые за границей записывали на пластинки фирмы "Колумбия". "Если дальше (осенью) концерты пойдут так, как сейчас, то мировую карьеру можно сделать играючи. Поверь, я не преувеличиваю своих возможностей, — писал он жене.
И продолжал: — Я чувствую, что используя сейчас необычайный интерес ко мне, есть возможность занять одно из самых первых мест среди мировых скрипачей… В Бельгии это уже сделано… Во всяком случае, можно сказать, что мое появление в Европе рассматривается как появление новой очень яркой звезды. Все зависит от того, не закатится ли она преждевременно".
Предполагаемая поездка в Европу осенью не состоялась. Советские власти вполне удовлетворились результатами конкурса, а делом развития карьер победителей конкурса за границей они интересовалась меньше всего. И все же начало международного признания и известности Ойстраха было положено именно в те дни. Позитивным результатом конкурса явился для всех его участников и материальный успех — денежные призы были весьма существенными и не облагались никаким налогом. Давид Ойстрах смог даже купить себе… автомобиль! Это был европейский "форд", и молодой скрипач стал одним из первых в Москве обладателей "автомобиля личного пользования".
Только с 1939 года было разрешено продавать некоторым выдающимся деятелям культуры легковые автомобили М-1 за наличный расчет. М-1 — "Эмка" — был тоже "фордом", выпускавшимся по лицензии Горьковским автозаводом. Надо отметить, что Ойстрах был человеком очень скромным и никогда не принадлежал к людям, желавшим, что называется, пустить пыль в глаза. Известны слова одного московского скрипача о том, что когда он ездил по Москве в 50-60-е годы на своей заграничной машине, то чувствовал себя королем.
"А кто за границей обратит внимание на эту машину?" — говорил он. Такие мысли совершенно не были свойственны Ойстраху. Он просто наслаждался возможностью ездить на своей машине, особенно за город, на дачу, да и просто по делам.
Судьба этого автомобиля была примечательной. В 1941 году с началом войны все частные машины были реквизированы для нужд фронта. Удивительно, но Ойстраху после войны машину возвратили, правда, перекрашенной в защитный зеленый цвет. Машина так и не покидала Москвы — всю войну она обслуживала Генеральный штаб…
Артур ШТИЛЬМАН.
(Продолжение следует.)
Печатается с сокращениями
по публикации в сетевом альманахе
"Еврейская старина" —
с любезного разрешения
редактора Евгения БЕРКОВИЧА.