Лариса ВОЛОВИК
В тысячелетней истории человечества все войны ставили перед противниками вопрос: как поступать с врагом, захваченным в плен? На протяжении веков отношение к военнопленным менялось. Если в доисторические времена массовые убийства и каннибализм по отношению к побежденному и захваченному врагу были обычной практикой, то в древнем мире основную массу пленных превращали в рабов. В Средние века наряду с убийством взятого в плен противника практикуется выкуп пленных при соблюдении рыцарского отношения к равным себе. Обмен или выкуп военнопленных в войнах XVII-XVIII вв. становится обычной нормой. В XIX веке гуманные принципы отношения к военнопленным становятся все более естественными и закономерными, что приводит, в конце концов, к созданию международных правовых норм, определивших положение пленных в конце XIX - начале XX вв. Обмен пленными практиковался и во время первой мировой войны: так, было обменено 36797 русских военнопленных-инвалидов.
В 1899 году Гаагская конвенция установила нормы, регулирующие права и обязанности воюющих сторон по отношению к военнопленным. Положения этой конвенции легли в основу инструкции о военнопленных, разработанной германским генеральным штабом в 1902-м: "Хотя военнопленные теряют свою свободу, но не теряют своих прав... Плен не есть акт милосердия со стороны победителя - это право обезоруженного". Принцип гуманного отношения к пленным и раненым был закреплен в Гаагской конвенции 1907 года. В статье 23-й конвенции сказано, что воспрещается убивать или ранить неприятеля, который, "сложив оружие или не имея более средств защищаться, безусловно, сдался". Даже "пойманный при попытке к бегству военнопленный должен подвергаться лишь дисциплинарному взысканию". Тем не менее, в первую мировую погибло более полумиллиона военнопленных...
Это, на первый взгляд, не имеет прямого отношения к теме статьи. Но это только на первый взгляд. Я просто хочу подчеркнуть, что с развитием цивилизации положение не улучшилось, а ухудшилось. Вторая мировая война велась без соблюдения правил не только по отношению к военнопленным. Изуверство, проявленное германскими войсками по отношению к мирному населению захваченных (особенно восточных) территорий, превзошло все мыслимые и немыслимые масштабы, в первую очередь, по отношению к еврейскому населению этих территорий. Поэтому такое огромное значение имеет первый процесс над военными преступниками, состоявшийся, когда война была еще в самом разгаре. О Международном трибунале в Нюрнберге написаны тысячи статей, исследований, книг. О судебном процессе, проходившем в Харькове, знают немногие.
А ведь он был первым ударом колокола, возвестившим о неминуемом возмездии, грозной прелюдией к Нюрнбергу.
Декабрь 1943 года. Впереди еще целых полтора года до окончательной победы над нацистской Германией. Внимание всех телеграфных агентств мира приковано к Харькову, одному из первых освобожденных городов Украины. Израненный, полуразрушенный город, в который после двадцати двух месяцев оккупации едва начала возвращаться жизнь, судит своих оккупантов... Процесс, продлившийся четыре дня, открылся 15 декабря 1943 года в здании харьковского оперного театра (в настоящее время это здание филармонии) на Рымарской, 21. Невелики были чины представших перед судом рядовых палачей Третьего рейха, а совершенные ими злодеяния - лишь часть той чудовищной цепи преступлений, о которых впоследствии узнало человечество. Но это был первый суд над фашизмом, ставший историческим прецедентом: впервые в мировой практике судили за преступления против человечности.
- Прошу встать. Суд идет! - секретарь Военного трибунала 4-го Украинского фронта капитан юстиции Кандыбин произнес эти слова негромко, но в переполненном зале их услышали не только партер и галерка, они разнеслись по всему миру. "Я долго ждал этого часа, - торопливо записывал в своем блокноте сидящий в ложе прессы Илья Эренбург. - Я ждал его на дорогах Франции. Я ждал его в Истре и Волоколамске, глядя на пепелища и виселицы. Я ждал его в селах Белоруссии, в городах омраченной Украины. Я ждал часа, когда прозвучат слова: "суд идет". Сегодня я их услыхал. Суд открыт. На скамье подсудимых кроме презренного предателя три немца. Это первые. Но это не последние. Мы запомним день 15 декабря - в этот день мы перестали говорить о предстоящем суде над преступниками. Мы начали их судить".
За судейским столом председатель военного трибунала 4-го Украинского фронта генерал-майор юстиции А.Н. Мясников и члены трибунала - полковник юстиции М.А. Харчев и майор юстиции С.С. Запольский. Государственный обвинитель - полковник юстиции Н.К. Дунаев. Внизу, в партере, откуда вынесено несколько рядов кресел, скамья подсудимых. За барьером, охраняемые автоматчиками, сидят те, кто еще вчера бесчинствовал в беззащитном городе, вешал, расстреливал, травил окисью углерода евреев - женщин, стариков и детей, убивал военнопленных. Рассматривается дело обвиняемых в варварских казнях мирного населения с применением "газенвагенов", или, проще говоря, душегубок.
На скамье подсудимых четверо. Капитан военной контрразведки Вильгельм Лангхельд. Рыжий немец сидит неподвижно, выпятив грудь, на которой красуются нашивки за зимнюю кампанию 1941-42 годов. Заместитель командира роты СС унтерштурмфюрер Ганс Риц, двадцатитрехлетний убийца с кокетливыми усиками на холеном лице. Рейнгард Рецлав, неприметный суетливый человечек с аккуратным пробором, в очках (он самый младший по званию - старший ефрейтор бывшего харьковского гестапо). И наконец, - предатель, немецкий прислужник Михаил Буланов - дюжий молодчик со сросшимися на переносице бровями. Он не расстреливал, не вешал. Просто работал шофером. Шофером душегубки... "Его в зале суда... ненавидели еще бесповоротней, чем этих трех немцев, хорошо зная, что без таких, как этот четвертый, такие, как эти трое, в чужой стране как без рук", - напишет о нем Константин Симонов...
Обвиняемых защищают известные московские адвокаты Н.В. Коммодов, С.К. Казначеев и Н.П. Белов. О том, как трое московских юристов, работавших в то время в одной юридической консультации на Большой Молчановке, попали на процесс, известному драматургу Зиновию Сагалову (харьковчанину, который ныне проживает в Германии), в конце 80-х рассказал Николай Белов. В ноябре 1943 года Николая Васильевича Коммодова, самого опытного из них, вызвали в Наркомюст.
А затем Коммодов пригласил к себе Казначеева и Белова и рассказал им о готовящемся суде и о том, что они должны выступить на процессе защитниками. Реакция у юристов была однозначная - защищать убийц и палачей?!
Но так как процесс должен был быть проведен по всем нормам советского уголовного права, им пришлось в силу своих профессиональных обязанностей обеспечить право подсудимого на защиту. На следующий день адвокатов отвезли на Лубянку - все материалы дела уже находились в НКВД. Сразу же распределили подзащитных: Коммодов взял двоих - Лангфельда и Рица, Казначеев - Рецлава, Белову достался шофер душегубки Буланов.
Процесс был открыт для публики и прессы. В искалеченный, лежащий в руинах Харьков прибыли десятки советских и зарубежных корреспондентов. Алексей Толстой освещал процесс как корреспондент "Правды", молодой Леонид Леонов представлял "Известия". От "Красной звезды" прибыли в Харьков Илья Эренбург и подполковник Константин Симонов. От "Комсомолки" - Елена Кононенко. В зале суда были также Юрий Смолич, Савва Дангулов, Павло Тычина, Владимир Лидин... Присутствовали и десятки зарубежных корреспондентов, аккредитованных в Москве, в частности, Ральф Паркер от лондонской "Таймс" и "Нью-Йорк таймс", Харш от радиовещательной компании "Колумбия", Шампенуа (Франция), Стивенс (США). "То, что рассказано подсудимыми на харьковском процессе, превосходит все границы падения человеческой нравственности", - писала влиятельная британская газета "Санди экспресс". А издание английских коммунистов "Дейли уоркер" вступило в резкую полемику с теми, кто утверждал, что нельзя судить солдата за выполнение воинского приказа. В номере от 3 января 1944 года газета писала: "На суде Риц пытался оправдать свои преступления, заявляя: "Я солдат". Это была ложь. Солдат сражается на поле битвы с другим солдатом, один вооруженный человек против другого вооруженного человека. Риц совершил нечто другое. Он пытал и расстреливал мирных безоружных граждан. Таким образом, Риц стал преступником, и законы войны должны быть направлены против него как против обыкновенного бандита, виновного в совершении уголовных преступлений".
Приговор в Харькове долгое время находился в центре внимания американской прессы. Комментатор радиовещательной компании "Колумбия" Харш заявил, что трибунал в украинском городе - "первый серьезный шаг, направленный на привлечение лиц, виновных в зверствах, к суду справедливости... Этот суд, возможно, является важнейшим шагом нашего времени на пути к обеспечению безопасности мира". Открытость и демократичность харьковского суда подчеркивал журнал "Коллиерс". Вести о событиях в Харькове доходили до самых удаленных уголков планеты. Газета "Таймс оф Цейлон", комментируя итоги судебного процесса, писала 19 декабря 1943 года: "Гитлер является военным преступником № 1, за ним следуют Гиммлер и Розенберг - таков вывод суда в Харькове. Подсудимый Риц заявил, что всему виной система полной безнаказанности и жестокости".
Все понимали важность и значение харьковского процесса. Константин Симонов вспоминал впоследствии: "За этими мелкими сошками стояла созданная для массовых убийств государственная машина смерти, масштабов действия которой мы еще не знали. Было такое чувство, что мы ухватились за самый кончик чего-то безмерно страшного, остававшегося где-то там, за захлопнутой еще для нас дверью. Тянем за этот кончик, но больше пока вытащить не можем! Уже после этого в мою память вошло и то, что я увидел своими глазами, - Майданек и Освенцим, - и то, о чем слышал и читал, - тома Нюрнбергского процесса, десятки книг, тысячи и тысячи метров пленки, снятой операторами почти во всех местах главных массовых убийств - в России, Украине, Белоруссии, Прибалтике, Польше. Печи, рвы, черепа, кости, панихиды, эксгумации... А тогда в Харькове был первый процесс, и то, что я слышал на нем, я слышал в первый раз... Точней говоря, я, конечно, и до харьковского процесса много раз слышал от тех, кого не успели убить, о том, как и кого на их глазах убили. Но на процессе в Харькове я впервые услышал о том, как это делалось, о тех, кто это делал, из уст трех немцев и одного русского".
18 декабря 1943 года после обвинительной речи военного прокурора Н.К. Дунаева Военный трибунал фронта приговорил всех четверых обвиняемых к смертной казни через повешение. "Приговор окончательный и обжалованию не подлежит". Он был приведен в исполнение на следующий день, 19 декабря, на площади Благовещенского базара, окруженного разрушенными и сожженными зданиями, в присутствии свыше 40 тысяч харьковчан. Пока шла казнь, толпа на площади сосредоточенно молчала...
Уже в декабре 1943-го стенограммы харьковского процесса вышли отдельным изданием в Женеве. А еще 13 января 1942-го в Сент-Джеймском дворце в Лондоне собралась межсоюзническая конференция представителей 9-ти оккупированных нацистами стран, - чтобы принять декларацию о наказании военных преступников. В документе отмечалось, что Германия и ее союзники установили в оккупированных странах режим террора, выражающийся в массовых депортациях и убийствах мирного населения, казнях заложников, жестоких преследованиях. Насилие, совершаемое оккупантами, находится в противоречии с общепринятыми взглядами и законами цивилизованных народов относительно ведения войны.
Декларация, напомнив о существующих нормах международного права и заявлениях глав правительств великих держав об ответственности гитлеровцев, объявила "наказание путем организованного правосудия тех, кто виновен и ответственен за эти преступления, независимо от того, совершены ли последние по их приказу, ими лично или при их соучастии в любой форме". Правительства 9-ти стран заявили, что "исполнены решимости в духе международной солидарности проследить за тем, чтобы виновные и ответственные, какова бы ни была их национальность, были разысканы, переданы в руки правосудия и судимы, и чтобы вынесенные приговоры были приведены в исполнение".
В марте 1943 года в СССР было утверждено положение о Чрезвычайной государственной комиссии, в котором сообщалось, что ЧГК собирает документальные факты, проверяет их и по мере необходимости публикует материалы о нацистских преступлениях. Собранные ЧГК материалы уже в том же году позволили провести судебные процессы над военными преступниками в Харькове и Краснодаре, а несколько позже (1945-1946) - в Киеве, Минске, Риге, Ленинграде, Смоленске, Брянске, Великих Луках и др.
За то время, которое прошло после первого суда над фашистами, человечество узнало безмерно страшную правду о печах крематориев Маутхаузена и Дахау, о стерилизации женщин, об абажурах из человеческой кожи, об искусственном заражении детей эпидемическими болезнями, о тысячах других самых изощренных преступлений нацистов. Но то, что было раскрыто в Харькове, не отступило на задний план перед лавиной новых ужасающих фактов. Голос Военного трибунала 4-го Украинского фронта, вынесшего первый приговор возмездия, был услышан и в Нюрнберге.
Известная американская публицистка Вера Дин еще в 1943 году, сразу же по окончании харьковского процесса, отметила, что целью трибунала в Харькове было не только осудить трех немцев и одного русского, но и получить от подсудимых материалы для обвинения Гитлера и его клики. Перелистывая сегодня тома с материалами Нюрнбергского процесса, убеждаешься в прозорливости этого высказывания. В обвинительном заключении, подписанном от имени своих стран главными обвинителями - Р. Руденко, Х. Шоукроссом, Р. Джексоном и Ф. де Ментоном, среди 14 городов Советского Союза, подвергшихся варварскому разрушению, назван Харьков, в котором "около 195000 людей были замучены, расстреляны или задушены в душегубках".
Помощник главного обвинителя от СССР старший советник юстиции Лев Смирнов в числе предъявленных суду доказательств преступлений нацистов против мирного населения предъявил документы "СССР-32" и "СССР-43". Так были обозначены приговор Военного трибунала 4-го Украинского фронта и "Сообщение Чрезвычайной государственной комиссии о зверствах немецко-фашистских захватчиков в г. Харькове и Харьковской области". Смирнов в своем выступлении, опираясь на материалы харьковского процесса, в частности, на показания Рецлава и Буланова, подробно описал конструкцию машин-душегубок, привел факты сжигания трупов людей, умерщвленных в душегубках... "Дело о газовом автомобиле", начатое в Харькове, было продолжено в Нюрнберге. Сам факт применений этих машин является тягчайшим обвинением германского фашизма - такой вывод делает Л. Смирнов.
Создатель душегубок Вальтер Рауф ушел от расплаты. В апреле 1945-го он попал в плен к англичанам в Милане. Специальная организация "Паук", созданная в Австрии Отто Скорцени и занимавшаяся спасением нацистов, помогла Рауфу "исчезнуть" из "лагеря для интернированных лиц". Бывший штандартенфюрер СС Вальтер Рауф, членский билет нацистской партии № 5216415, виновник гибели 250 тысяч человек - жителей Украины, Польши, Литвы, Белоруссии - жил открыто и говорил: "Я живу в мире с самим собой. Моя совесть чиста". Он скончался в возрасте 78 лет в своем доме в Сантьяго (Чили) и был похоронен со всеми почестями как человек, вполне достойно проживший жизнь...
Судебный процесс в Харькове в декабре 1943 года стал первым юридическим прецедентом наказания нацистских военных преступников. Именно в Харькове впервые было заявлено, что ссылка на приказ начальника не освобождает от ответственности за совершение военных преступлений. "Нет свободы без справедливости, а справедливости - без правды", - писал Симон Визенталь, бывший узник гитлеровских концлагерей, посвятивший всю жизнь поискам и разоблачению нацистских преступников, скрывшихся от возмездия. У преступлений против человечности не может быть срока давности. Не может быть забвения, а тем более - прощения. Поиск все еще остающихся на свободе нацистских преступников, предание их справедливому суду, бескомпромиссная борьба за неотвратимость кары для "нацистов XXI века" - международных террористов - это все то, что мы можем сделать не только ради памяти павших, но и потому, что фальшивое "милосердие" рождает в сердцах будущих преступников надежду на безнаказанность...
Печатается с сокращениями
по публикации в сетевом альманахе
"Заметки по еврейской истории" —
с любезного разрешения
редактора Евгения БЕРКОВИЧА.